12. Ибо преступления наши многочисленны пред Тобою, и грехи наши свидетельствуют против нас; ибо преступления наши с нами, и беззакония наши мы знаем. 13. Мы изменили и солгали пред Господом, и отступили от Бога нашего; говорили клевету и измену, зачинали и рождали из сердца

Прости нам грехи наши, ибо мы прощаем всякому должнику нашему» (Лук. 11:4)

Прости нам грехи наши, ибо мы прощаем всякому должнику нашему» (Лук. 11:4) Иисус учил нас, что мы можем ожидать прощения от Бога только тогда, когда сами прощаем другим. Любовь есть сила, привлекающая нас к Нему; коснувшись нашего сердца, любовь должна возбудить в нас любовь к

ГРЕХИ ОСОБО ТЯЖКИЕ И БОГОПРОТИВНЫЕ

ГРЕХИ ОСОБО ТЯЖКИЕ И БОГОПРОТИВНЫЕ грехи смертные:ГордостьСребролюбиеПрелюбодеяниеЗавистьЧревоугодиеГневУныниегрехи хулы на Духа Святого:Отчаяние - чувство, отрицающее в Боге отеческую благость и доводящее до самоубийства.Упорство в неверии, отрицание любых

Современный человек много слышит о грехе, но мало что о нём знает. Современная массовая культура сплошь и рядом использует это слово не по назначению, и постепенно оно лишается истинного содержания. Редкая песня про любовь обходится без разудалого упоминания «грешной души» лирического героя, «грешных глаз» какой-нибудь чрезвычайно порочной красавицы или чего-нибудь в этом роде.

Между тем грех — одно из тех слов, которые лучше не засаливать частым и неуместным употреблением. Его коренное значение — поступок, нарушающий заветы Бога, религиозные предписания и традиции. Сама возможность греха коренится в свободной воле человека, его способности выбирать между добром и злом, а потому подразумевает вину и влечёт за собой воздаяние — на земле или на небе. Любое вероучение говорит, что грех — это смертельное заболевание. Прямое следствие греховности человека есть его смерть.

Как видите, словечко-то на самом деле серьезное. В русском языке слово «грех» изначально соответствовало по значению понятию «ошибка», «промах» (это видно, например, по словам «погрешность», «огрех»). А происходит слово «грех» от глагола «греть» в значении «жечь, жарить». Мы знаем, что совершенная ошибка как бы «жжет» изнутри нашу душу.

В христианской традиции различают два рода греха. Первородный грех — это общая поврежденность человеческой природы, возникшая вследствие греха наших прародителей, Адама и Евы. Правда, тут есть одна нестыковочка. Ведь грех — понятие нравственное и непонятно, как он может передаваться по наследству, так сказать, на генном уровне. Существует также личный грех — поступок против совести и заповеди Божией, совершенный по личной наклонности человека к тем или иным страстям.

К тому же грех греху рознь. Есть смертные грехи, которые губят человека немедленно и бесповоротно. Обычно к ним относят гордыню, зависть, обжорство, алчность, уныние. Между прочим, к числу смертных грехов относится и невыплата работнику вознаграждения за его труд, чего, по-видимому, не знают многие наши предприниматели. А вот столь любимое нами совокупление, вопреки массовому заблуждению, к числу грехов не относится. Одна из первых заповедей Господа Бога людям гласит: «Плодитесь и размножайтесь».

Несколько лет назад Ватикан прибавил к традиционным семи смертным грехам несколько новых: генетические манипуляции, опыты над людьми, загрязнение окружающей среды, социальная несправедливость и социальное неравенство, излишнее богатство. Более того, новой формой греха считается и поведение тех, кто, обладая социально-политическим весом в обществе, становится ответственным за несправедливость, порождающую бедность и сосредоточение излишних богатств в руках небольшой группы лиц. Но самыми большими грехами, по мнению Ватикана, продолжают оставаться аборт и педофилия.

На этом я умолкаю, чтобы не впасть в грех многословия.

Погожим майским утром в редакции культуры муниципального телевидения прозвучал телефонный звонок. Мстислав Оборышев снял трубку.

Надо же! - не преминул съязвить ядовитый Оборышев. - Кого к нам только не заносит… И как мне с ним поступить?

Н-ну… не знаю, - замялся Авенир, что вообще-то было ему не свойственно. - Выслушай… а там сам решай… Может, в курьёзы воткнёшь…

Похоже, несмотря на неусыпную бдительность железной Аси, в здание проник некто неадекватный. А по давней и тем не менее отвратительной традиции принято было сплавлять таковых либо в редакцию культуры, либо в редакцию науки. Это, конечно, в случае тихого помешательства. В случае буйного приглашали охранников.

Вскоре послышался деликатный стук в дверь.

Войдите.

Вошёл незнакомец, при первом взгляде на которого Мстиша чуть отстранился и брезгливо прищурился. Красивые мужчины вызывали в нём не меньшее омерзение, чем умные женщины. И то, и другое в понимании Оборышева являлось верхом неприличия.

Так вот, вошедший был неприлично хорош собой.

Присаживайтесь, - справившись с неприязнью, проскрипел Мстиша. - И представьтесь заодно.

Тот поблагодарил и сел. Красавец. Хорошо хоть не красавчик - черты лица крупные, мужественные. Другая подробность, отчасти обелявшая пришельца в глазах Оборышева, - на диво небрежный прикид. Чувствовалось, что одёжку свою посетитель приобретал давно и явно не в бутиках.

Вожделея, - сказал он.

Мстиша приподнял брови.

Чего-чего делая?

Вожделея, - виновато повторил тот. - Это моя фамилия. Егор Трофимович Вожделея. Вот… - Он достал и раскрыл паспорт.

Оборышев бросил беглый взгляд и вдруг, заинтересовавшись, взял документ в руки. Лицо на фото было то же самое, но отталкивающе безобразное. Надо полагать, Егор Трофимович расплачивался за свою вызывающую красоту полным отсутствием фотогеничности. Вспомнились строки Достоевского: «Фотографические снимки чрезвычайно редко выходят похожими, и это понятно: сам оригинал, то есть каждый из нас, чрезвычайно редко бывает похож на себя».

Так что вы мне хотели сообщить, Егор Трофимович? - спросил Мстиша, возвращая паспорт владельцу.

Мне надо выступить на телевидении, - сказал тот.

По какому поводу?

По поводу того, что со мной случилось… Это очень важно, поверьте…

Верю. - Мстиша кивнул. - И что же с вами случилось?

Вчера ночью, - известил пришелец, - мне был голос…

«Охрану, что ли, сразу вызвать? - вяло прикинул Мстиша. - Да нет, пожалуй, не стоит… Вроде смирный…»

И по этому поводу вы хотите…

Это не так просто, как вам кажется, - с сожалением глядя на помешавшегося красавца, заметил Мстиша. - Вот вы говорите, голос. Чей голос?

Н-ну… я полагаю… - Посетитель с трепетом взглянул в потолок, отчего стал ещё прекраснее.

Вы верующий?

Да, - истово сказал он. - С сегодняшнего дня. Точнее, со вчерашней ночи…

И сразу направились к нам?

Н-ну… как видите…

А у батюшки были?

Евгений Лукин

Грехи наши тяжкие (сборник)

© Е.Ю. Лукин, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

Грехи наши тяжкие

Вся рожа наруже.

В.И. Даль

Погожим майским утром в редакции культуры муниципального телевидения прозвучал телефонный звонок. Мстислав Оборышев снял трубку.

– Надо же! – не преминул съязвить ядовитый Оборышев. – Кого к нам только не заносит… И как мне с ним поступить?

– Н-ну… не знаю, – замялся Авенир, что вообще-то было ему не свойственно. – Выслушай… а там сам решай… Может, в курьёзы воткнёшь…

Похоже, несмотря на неусыпную бдительность железной Аси, в здание проник некто неадекватный. А по давней и тем не менее отвратительной традиции принято было сплавлять таковых либо в редакцию культуры, либо в редакцию науки. Это, конечно, в случае тихого помешательства. В случае буйного приглашали охранников.

Вскоре послышался деликатный стук в дверь.

– Войдите.

Вошёл незнакомец, при первом взгляде на которого Мстиша чуть отстранился и брезгливо прищурился. Красивые мужчины вызывали в нём не меньшее омерзение, чем умные женщины. И то, и другое в понимании Оборышева являлось верхом неприличия.

Так вот, вошедший был неприлично хорош собой.

– Присаживайтесь, – справившись с неприязнью, проскрипел Мстиша. – И представьтесь заодно.

Тот поблагодарил и сел. Красавец. Хорошо хоть не красавчик – черты лица крупные, мужественные. Другая подробность, отчасти обелявшая пришельца в глазах Оборышева, – на диво небрежный прикид. Чувствовалось, что одёжку свою посетитель приобретал давно и явно не в бутиках.

– Вожделея, – сказал он.

Мстиша приподнял брови.

– Чего-чего делая?

– Вожделея, – виновато повторил тот. – Это моя фамилия. Егор Трофимович Вожделея. Вот… – Он достал и раскрыл паспорт.

Оборышев бросил беглый взгляд и вдруг, заинтересовавшись, взял документ в руки. Лицо на фото было то же самое, но отталкивающе безобразное. Надо полагать, Егор Трофимович расплачивался за свою вызывающую красоту полным отсутствием фотогеничности. Вспомнились строки Достоевского: «Фотографические снимки чрезвычайно редко выходят похожими, и это понятно: сам оригинал, то есть каждый из нас, чрезвычайно редко бывает похож на себя».

– Так что вы мне хотели сообщить, Егор Трофимович? – спросил Мстиша, возвращая паспорт владельцу.

– Мне надо выступить на телевидении, – сказал тот.

– По какому поводу?

– По поводу того, что со мной случилось… Это очень важно, поверьте…

– Верю. – Мстиша кивнул. – И что же с вами случилось?

– Вчера ночью, – известил пришелец, – мне был голос…

«Охрану, что ли, сразу вызвать? – вяло прикинул Мстиша. – Да нет, пожалуй, не стоит… Вроде смирный…»

– И по этому поводу вы хотите…

– Это не так просто, как вам кажется, – с сожалением глядя на помешавшегося красавца, заметил Мстиша. – Вот вы говорите, голос. Чей голос?

– Н-ну… я полагаю… – Посетитель с трепетом взглянул в потолок, отчего стал ещё прекраснее.

– Вы верующий?

– Да, – истово сказал он. – С сегодняшнего дня. Точнее, со вчерашней ночи…

– И сразу направились к нам?

– Н-ну… как видите…

– А у батюшки были?

– Логично было бы обратиться к специалисту… А вы сразу на телевидение. Что Он вам сказал, если не секрет? Открыл истину?

– Ну, в общем… Да. Открыл.

– И велел поведать её остальным? Урби, так сказать, эт орби? Градам и весям…

– Да. Велел.

– Ну и, естественно, – уже с откровенной скукой продолжал Мстиша, – именно вам предстоит стать во главе нового учения…

Оборышев моргнул.

– Как «нет»? – не поверил он.

– Так «нет». Просто сообщить – и всё…

Мстиша озадаченно потёр ладонью подбородок.

– Хорошо! Вы можете в двух словах изложить сейчас эту вашу истину?

– Конечно. Он сказал… – Прекрасные глаза пришельца слегка затуманились. – Отныне…

– Простите, – уточнил въедливый Мстиша. – Отныне – это когда?

– Ну… с того момента, как человек услышит от кого-нибудь… узнает…

– Понял. Извините, что перебил. Продолжайте.

– Отныне, – провозгласил новоявленный пророк, – телесная красота будет соответствовать красоте духовной…

Евгений Лукин

Грехи наши тяжкие (сборник)

Грехи наши тяжкие

Вся рожа наруже.

Погожим майским утром в редакции культуры муниципального телевидения прозвучал телефонный звонок. Мстислав Оборышев снял трубку.

Надо же! - не преминул съязвить ядовитый Оборышев. - Кого к нам только не заносит… И как мне с ним поступить?

Н-ну… не знаю, - замялся Авенир, что вообще-то было ему не свойственно. - Выслушай… а там сам решай… Может, в курьёзы воткнёшь…

Похоже, несмотря на неусыпную бдительность железной Аси, в здание проник некто неадекватный. А по давней и тем не менее отвратительной традиции принято было сплавлять таковых либо в редакцию культуры, либо в редакцию науки. Это, конечно, в случае тихого помешательства. В случае буйного приглашали охранников.

Вскоре послышался деликатный стук в дверь.

Войдите.

Вошёл незнакомец, при первом взгляде на которого Мстиша чуть отстранился и брезгливо прищурился. Красивые мужчины вызывали в нём не меньшее омерзение, чем умные женщины. И то, и другое в понимании Оборышева являлось верхом неприличия.

Так вот, вошедший был неприлично хорош собой.

Присаживайтесь, - справившись с неприязнью, проскрипел Мстиша. - И представьтесь заодно.

Тот поблагодарил и сел. Красавец. Хорошо хоть не красавчик - черты лица крупные, мужественные. Другая подробность, отчасти обелявшая пришельца в глазах Оборышева, - на диво небрежный прикид. Чувствовалось, что одёжку свою посетитель приобретал давно и явно не в бутиках.

Вожделея, - сказал он.

Мстиша приподнял брови.

Чего-чего делая?

Вожделея, - виновато повторил тот. - Это моя фамилия. Егор Трофимович Вожделея. Вот… - Он достал и раскрыл паспорт.

Оборышев бросил беглый взгляд и вдруг, заинтересовавшись, взял документ в руки. Лицо на фото было то же самое, но отталкивающе безобразное. Надо полагать, Егор Трофимович расплачивался за свою вызывающую красоту полным отсутствием фотогеничности. Вспомнились строки Достоевского: «Фотографические снимки чрезвычайно редко выходят похожими, и это понятно: сам оригинал, то есть каждый из нас, чрезвычайно редко бывает похож на себя».

Так что вы мне хотели сообщить, Егор Трофимович? - спросил Мстиша, возвращая паспорт владельцу.

Мне надо выступить на телевидении, - сказал тот.

По какому поводу?

По поводу того, что со мной случилось… Это очень важно, поверьте…

Верю. - Мстиша кивнул. - И что же с вами случилось?

Вчера ночью, - известил пришелец, - мне был голос…

«Охрану, что ли, сразу вызвать? - вяло прикинул Мстиша. - Да нет, пожалуй, не стоит… Вроде смирный…»

И по этому поводу вы хотите…

Это не так просто, как вам кажется, - с сожалением глядя на помешавшегося красавца, заметил Мстиша. - Вот вы говорите, голос. Чей голос?

Н-ну… я полагаю… - Посетитель с трепетом взглянул в потолок, отчего стал ещё прекраснее.

Вы верующий?

Да, - истово сказал он. - С сегодняшнего дня. Точнее, со вчерашней ночи…

И сразу направились к нам?

Н-ну… как видите…

А у батюшки были?

Логично было бы обратиться к специалисту… А вы сразу на телевидение. Что Он вам сказал, если не секрет? Открыл истину?

Ну, в общем… Да. Открыл.

И велел поведать её остальным? Урби, так сказать, эт орби? Градам и весям…

Да. Велел.

Ну и, естественно, - уже с откровенной скукой продолжал Мстиша, - именно вам предстоит стать во главе нового учения…

Оборышев моргнул.

Как «нет»? - не поверил он.

Так «нет». Просто сообщить - и всё…

Мстиша озадаченно потёр ладонью подбородок.

Хорошо! Вы можете в двух словах изложить сейчас эту вашу истину?

Конечно. Он сказал… - Прекрасные глаза пришельца слегка затуманились. - Отныне…

Простите, - уточнил въедливый Мстиша. - Отныне - это когда?

Ну… с того момента, как человек услышит от кого-нибудь… узнает…

Понял. Извините, что перебил. Продолжайте.

Отныне, - провозгласил новоявленный пророк, - телесная красота будет соответствовать красоте духовной…

Мстиша Оборышев приоткрыл рот и медленно откинулся в потёртом своём полукресле, влюблённо глядя на посетителя. Ка-кая прелесть!

А дайте-ка ещё раз паспорт!

Взял, раскрыл, вновь сличил лицо с фотографией.

Таким я был несколько лет назад… - вроде бы застеснявшись, пояснил Егор Трофимович. - И вчера ещё был…

К батюшке! - решительно сказал Мстиша и встал. - К батюшке, к батюшке, к батюшке! Всё настолько серьёзно, что без благословения иерархов я просто не имею права… Вот ваш паспорт, давайте пропуск, сейчас я его подпишу… А сами - срочно в церковь! Слышите? Срочно! Чем быстрее вы это сделаете, тем быстрее мы с вами выйдем в эфир…

Никаких «но», Егор Трофимович, никаких «но»! Жду вас с благословением от наших пастырей…

Мягко, но опять-таки решительно выставив обескураженного красавца за дверь, Мстиша выждал секунд двадцать и снял трубку.

Ася?.. Это Оборышев. Редакция культуры… Знаю, что знаешь!.. Вожделею Егора Трофимовича… Это фамилия! Так вот, Вожделею Егора Трофимовича (он сейчас выйдет) больше на территорию не пускать! Ни при каких обстоятельствах! И сменщицам тоже передай… Вожделея Егор Трофимович. Вож-де-ле-я… Записала? Ну и славно…

Отдуваясь, бросил трубку, достал сигареты. Двинулся к двери (курить полагалось только снаружи, у чёрного хода), глянул мельком в зеркало - и чуть не споткнулся. Не веря глазам, подошёл поближе, всмотрелся. Вроде бы черты лица остались прежними, но… Нет, красавцем себя Мстиша никогда не считал. Да и никто его таковым не считал! Однако более гнусного отражения Оборышеву видеть ещё не доводилось.

Минуту, не меньше, он цепенел, глядя в собственные нагловато-вручие глаза, затем уронил курительные принадлежности и снова кинулся к телефону.

Ася?.. Ещё не выходил Вожделея?.. Нет?! Всё отменяется, Ася! Верни его! Слышишь? Верни!

* * *

Вызывали? - Надменная статная Акулина Истомина вторглась в кабинет Авенира Аркадьича без стука. Впрочем, подобным образом она вторгалась в любой кабинет, разве что за исключением председательского.

Поступью топ-модели, с презрительным видом вихляя челюстью, плечами и бёдрами, приблизилась к столу, затем вскинула глаза - и приостановилась, слегка озадаченная.

Сколько ж вы вчера выпили? - недоверчиво спросила она.

Мужчины (в кабинете их было двое) судорожно сглотнули и переглянулись. Ну ладно, скукоженное личико Авенира Аркадьича и раньше состояло большей частью из морщин, в которых, казалось, гнездились все пороки мира, но вот Оборышев… Пару секунд Акулина зачарованно вникала в странно исказившиеся черты своего давнего друга и любовника, потом, словно бы в поисках эталона, перевела взгляд на висящий позади стола портрет.

По сравнению с коллегами Президент показался ей душкой.

Тут, собственно… - промямлил наконец Авенир и беспомощно обернулся к Оборышеву. - Мстиша…

Тот шумно выдохнул и с силой отёр ладонью лицо, отчего оно, впрочем, ничуть не похорошело.

Значит, так, - решительно сказал он. - Псих пришёл. Вот думаем, не воткнуть ли его в «загранку»…

Ну и втыкайте. Я-то при чём?

Посоветоваться хотели…

Прости, не поняла. Что за псих?

Боговидец, - напряжённо пояснил Оборышев. - Точнее, богослышец. Утверждает, что с сегодняшнего числа внешность человека будет соответствовать его моральному облику…

При этих словах оба мужчины так и впились глазами в Акулину. Известие, однако, особого впечатления не произвело - скорчила пренебрежительную гримасу, вскинула плечи.

Нет, господа, вы точно вчера перебрали! Какое я имею отношение к вашим психам?

Что посоветуешь?

Похмелиться, блин!

Мужчины сглотнули вновь. Было уже ясно, что гримаса, исковеркавшая черты надменной Акулины, останется с ней навсегда. Равно как и окривевшие плечи.

* * *

Узнав, что его собираются воткнуть именно в курьёзы (официально рубрика называлась «За гранью культуры»), Егор Трофимович Вожделея нисколько не обиделся.

Это всё равно, - кротко молвил он. - Главное, чтобы услышали.

Справедливо рассудив, что терять ему уже нечего, краткую беседу с божьим человеком провёл перед камерой сам Мстислав Оборышев. Вопросы в основном задавал натужно-игривые, внутренне обмирая при мысли о том, как он с нынешней своей рожей будет смотреться на экране.

Акулина Истомина рыдала в гримёрной.

Переснимать не пришлось. Внезапно подурневшая Маня, ассистент режиссёра, дала отмашку - и дамский любимчик Рудик отнял от окуляра ошеломительно мерзкую харю прожжённого альфонса и сутенёра. Обезумевшим взглядом Мстиша Оборышев обвёл присутствующих. Каких-нибудь пять минут назад все они выглядели вполне прилично, даже обаятельно. Теперь это была кунсткамера.

Спасибо! - выпалил он, вскакивая. - У меня к вам, Егор Трофимович, ещё пара вопросов наедине… если позволите…