Алакаева А.И. (Салехард)

Хотя первые русские люди появились на территории Обского Севера еще в XI веке, но лишь в XVI в. переселенцы составили существенную часть проживавшего там населения. Московские служилые люди основывали поселения, остроги, городки в Березовском крае, которые играли важную роль как опорные пункты для дальнейшего продвижения на Север. Тогда же они начали и строительство культовых зданий. Первой православной церковью на Обском Севере была Воскресенская церковь, заложенная в Березове в 1593 г. Чуть позже на реке Полуе был заложен острог Обдорск, где тоже построили храм.

Первые православные храмы обслуживали духовные потребности русских переселенцев, поскольку окружающее их население исповедовало свои древние религиозные традиции. Но все же можно считать, что именно с этого времени начинается постепенное знакомство самоедов (ненцев) с христианством. Поначалу очень немногие из них принимали эту непонятную для них религию. Но это не смущало первых православных священников, которые надеялись на увеличение своей паствы за счет крещения «инородцев». Тем более, что согласно указу Бориса Годунова от 1600 года было «велено строить церкви для новокрещеных инородцев» .

В первой половине XVII века случаи крещения местных жителей были единичны, и связаны были обычно с приездом «остяцких князей» в Москву для встречи с царем и подтверждения права на власть над своими соплеменниками.

В 1620 г. в Сибири была учреждена самостоятельная епархия - Тобольская. Первым епархиальным архиереем был архиепископ Киприан. Отправляясь на новое назначение, он получил от патриарха Филарета не только знаки духовного управления - жезл и серебряный крест, но и заповедь «заботиться о чистоте нравов завоевателей и русских пришельцев и обращать к Христу диких идолопоклонников и магометан».

В начальный период христианизации в верховьях Оби, как правило, православные священники появлялись здесь наездами, и крещение инородцев совершалось по их волеизъявлению. На это обращалось внимание и в указе царевны Софьи от 1685 года, наставлявшем: «буде которые иноземцы похотят креститься в православную христианскую веру волею своей и их велеть принимать и крестить, а неволею никаких иноземцев крестить не велеть».

В описании Тобольской губернии указывается, что «в течение всего XVII века были отдельные случаи, когда князья остяцкие, ездившие в Москву, принимали со своими семействами православие и по возвращении строили у себя церкви, но об обращении простого народа не осталось никаких указаний» .

Такая вероисповедная политика правительства в отношении коренного населения Северо-Западной Сибири сохранялась вплоть до конца 90-х годов XVII в., пока на царский престол не взошел Петр I.

В конце XVII века Петр I издает указ, в соответствие с которым крещение аборигенов «дозволялось» исключительно государственной Православной церкви. Миссионерское дело возлагалось на Тобольскую епархию. В 1700 году Петром I был поднят вопрос о назначении на эту кафедру иерарха «не только доброго и благого жития, но и ученого, дабы он, будучи митрополитом в Тобольске, мог, Божиею помощью, исподволь, в Китае и в Сибири, в слепоте идолослужения закоснелых человек приводить в познание истинного Бога» .

Из многих кандидатур был отобран монах Киево-Печерской лавры Филофей Лещинский. В 1702 году он был рукоположен и посвящен в митрополита Сибирского. Дважды ему суждено было занимать эту кафедру: в 1702–1709 гг. и в 1715–1720 гг. Повинуясь императору, митрополит Филофей с особым усердием отдавался миссионерскому делу.

В конце 1706 года появился первый Петровский указ о массовом крещении северообских народов. Указ повелевал Филофею ехать по юртам, жечь языческих идолов, на местах кумирниц строить церкви и часовни, крестить жителей «от мала до велика». Однако заметных успехов этот первый миссионерский опыт не имел. Число новообращенных было незначительным. Более того, ненцы, ханты и манси отказывались принимать новую веру, а кое-где православных миссионеров силой изгоняли.

Распространению идей христианства по Западной Сибири и крещению сибирских инородцев уделял внимание и Сибирский губернатор князь М.П. Гагарин. Он материально и организационно поддерживал миссионерские поездки митрополита. Предоставляя ему необходимое число людей, в том числе и вооруженную охрану.

С помощью властей митрополит Филофей в 1712 году предпринял миссионерское путешествие по рекам, на берегах которых обитали «инородцы». В этот раз в экспедицию вошло «судно гребцов, толмачей, знающих остяцкий язык и наречия, около 10 казаков, для охранения миссии, 2000 рублей, достаточное количество вещей разного рода для подарков новокрещенным, и предварительно разослал предписания местным властям о содействии миссии в достижении святой цели».

В июне судно митрополита вышло из Тобольска вниз по Иртышу и, войдя в Обь, стало останавливаться почти во всех местах, где были остяцкие жилища. Первое что делали миссионеры - истребляли предметы идолослужения. От Тобольска и до Березово, сокрушались идолы, пылали кумирни и истреблялась их утварь. Это делалось во исполнение Государева указа, по которому Филофею предписывалось «ехать во всю землю вогульскую и остяцкую и в Татары, в Тунгусы и в Якуты, и в волостях, где найдете их кумиры и кумирницы и нечестивые »их чистилища«, и то… пожечь, а их, вогуличев и остяков…, Божиею помощью и со своими труды приводить в Христианскую веру, и о том явить им словесно и сей наш указ сказать».

Во все время своего возглавления Тобольской епархии Филофей регулярно совершал миссионерские поездки по территориям, населенными инородцами, пытаясь привлечь их к новой религии - православию. В своих обращениях и проповедях он увещевал слушателей, доказывал силу и могущество христианского Бога, и слабость бога языческого. В одной из хранящихся ныне в архиве записей его проповеди говорилось: «истинный Бог-дух не видим, а Ваш бог не более, как дерево. Истинный Бог, есть Творец всего, а Ваш бог сделан Вашими руками. Истинный Бог промышляет обо всем и благотворителен к имущим его, а Ваш бог только разоряет Вас требованиями себе на жертву, не только нельмы и других рыб, но и лошадей, которые в Вашем месте и при Вашем состоянии дороги» .

Повсеместно на территории племен, крещенных Филофеем, устанавливались церкви, монастыри, церковные школы, поселялись православные священники. Не всегда дело православной проповеди осуществлялось мирным путем. Иногда ненцы выступали в защиту своих богов и нападали на миссионеров.

К 1720 г. значительная часть населения Северо-Западной Сибири была крещена. В благодарственной грамоте митрополиту Филофею Петр I благодарил его за успешное крещение «вогулицкого, остяцкого и кыштымов родов, числом более 40 тысящ и более». С его смертью в 1727 году миссионерская деятельность в Сибири на долгие годы ослабла. Один из крупнейших знатоков истории сибирских духовных миссий Н. Абрамов писал, что «ему не нашлось подражателей среди сибирского духовенства, а равным образом и преемники Петра далеко не с таким вниманием относились к распространению христианства в Сибири» .

Но все же и в последующие десятилетия бывали случаи крещения местного населения. Стремясь увеличить число лиц, принимавших православие, в 1751 году в подтверждение прежних указов было подтверждены экономические привилегии для этой категории. В частности, они освобождались от уплаты ясака на 3 года, и каждому вновь крещеному остяку или остячке бесплатно выдавалось платье и белье из казны.

Продолжалось и строительство церквей. В 1745 году, при митрополите Тобольском и Сибирском Антонии II (Нарожницком), в Обдорске была заложена церковь Петра и Павла, освященная в 1751 году. На причте этой церкви лежала задача обращения в христианство приобдорского населения и «утверждение в вере уже принявших православие». Особой миссионерской должности при церкви предусмотрено не было.

В 1789 году миссионерская деятельность в Обдорском крае была полностью прекращена. По свидетельству автора «Истории Обдорской миссии» иеромонаха Иринарха это случилось «вследствие одного волнения между инородцами восточной части России по случаю разжигания между ними слуха, что их хотят крестить насильно, действия проповедников постановлением Правительствующего сената были остановлены. С 1789 по 1825 гг. никаких мер по поддержанию и развитию миссионерства предпринимаемо не было» .

Новый период в истории христианского миссионерства в Обдорском крае начинается в 20-х годах XIX столетия: в 1822 году был принят «Устав об управлении инородцами», который более не допускал применения насилия при крещении народов Севера; в 1826 году Святейший Синод выпустил указ «Об обращении инородцев в христианство», предполагавший проведение миссионерства на планомерной основе. Оба эти акта реализовывались в Тобольской митрополии усилиями правящего архиерея, приходского духовенства и миссионеров.

В частности, немало сил приложил к исполнению указа Синода назначенный в 1829 году на Тобольскую кафедру архиепископ Евгений (Казанцев). Прежде всего, он предпринял поездку в Обдорск. Здесь его крайне разочаровало состояние миссионерства. Выяснилось, что многие из остяков, хотя ранее и принимали христианство, и называли себя православными, на самом деле «не только не имеют понятия о началах христианской религии, но даже не знают имени Иисуса Христа и пребывают в идолопоклонничестве».

В 1832 году на Тобольскую кафедру был назначен архиепископ Афанасий, который также уделял особое внимание миссионерству на севере своей митрополии. По его распоряжению в Обдорск был направлен ранее прибывший из Калужской губернии иеромонах Макарий (Боголепов).

Миссия Макария продолжалась всего лишь 8 месяцев, с июля 1832 г. по март 1833 года. За это время им было обращено в православие лишь 17 человек. По свидетельству Макария, миссионерская работа в Обдорске была возможна только в период январской ярмарки и сбора ясака, когда съезжались представители различных племен. «После, - писал Макарий, сыскать их весьма неудобно» .

Находясь в Обдорске, Макарий столкнулся с противодействием местного князя, который «никому не подает совета креститься: чрез это немалая трудность предлежит приводить их в христианскую веру». Особые препятствия встретил Макарий и его помощники при попытках обращения в православие ненцев, приезжавших сюда с Ямала и из соседних с ним районов. В своем рапорте Макарий предположил на основе разговоров с ними, что многие, «узнав от некрещенных остяков, что в Обдорске миссия, и по пронесенным между ними слухам, будто быв в Архангельской губернии миссиею тамошние самоеды крещены насильно, полагали, что и в Обдорске их насильно крестить будут, не хотели даже являться в Обдорск для положения ясака». Кроме того, с точки зрения Макария, большой проблемой является и то, что «язык их весьма недостаточен для объяснения истин христианской религии, от чего и крещеные остяки никакого почти понятия не имеют об оной». В силу этих причин, а также по «слабости здоровья» по собственной просьбе, Макарий был уволен с поста миссионера. Вскоре в Тобольск возвратились и его помощники.

На этом недолгая история миссионерства иеромонаха Макария закончилась, а вместе с этим и деятельность самой Миссии. Однако ее юридическое упразднение последовало лишь в 1836 году. Синод в своем постановлении отметил, что в Обдорске, по неимению в виду довольно способов и надежд, до времени не учреждать миссии (не назначать туда специального миссионера), а назначать туда священника, который своей жизнью, своим обращением привлекал бы к себе инородцев и, крестя по крайней мере немногих из них, приготовлял бы почву к будущему просвещению сего племени«.

Уже упомянутый Иринарх главной причиной неудачи миссии Макария счел то обстоятельство, что его действия носили несистематический характер, а используемые при этом методы оказались неподходящими для Севера. Эпизодические встречи с аборигенами не могли оказать на них практически никакого влияния; незнание языка, местных нравов и традиций также отвращало от миссионера местное население. «Миссионеры, - писал Иринарх, - вступая в духовную борьбу с язычеством, должны были вступить в борьбу и с полярной природой. Естественно, что, отправившись благодетельствовать с одним только посохом в руках, миссионеры признали себя бессильными борцами» .

Тем не менее, один из этих «бессильных борцов» Лука Вологодский, выпускник Тобольской духовной семинарии, помощник иеромонаха Макария, следуя постановлению Синода, в течение двух лет успешно трудился на ниве миссионерства. Но в 1839 году, после получения известий о волнении среди «самоедов», архиепископ Афанасий ужесточил правила крещения. Он предписал лицам, желающим быть причисленным к Православной церкви, являться в Тобольск или Березов. Это, безусловно, чрезвычайно осложняло возможность роста числа «новых православных», делало его почти невозможным.

Таким образом, первые два с половиной века истории миссионерской деятельности в Обдорском крае принесли мало утешительного для православия. Немногочисленно было количество крещенных из «инородцев». Православие не утвердилось в местах проживания аборигенов.

С прекращением миссионерской деятельности иеромонаха Макария (Боголепова), начальника Обдорской миссии (1831г.) и окончанием пребывания в Обдорске Луки Вологодского, проповеднические обязанности в Обдорском крае исполняла основанная в 1836 году миссия при Кондинском монастыре. Однако большие расстояния до Обдорска и далее на север, плюс недостаток миссионеров делали ее действия малоэффективными.

В 1847 г. состоялась ревизия министерства Государственных Имуществ в Сибири, в том числе по вопросам вероисповедным. В Синод были представлены результаты ревизии. Они оказались весьма неутешительными. Так выяснилось, что:

o число церквей в Сибири не соответствует территории и количеству жителей;

o духовенство уровнем образования и поступками не соответствует своему сану и назначению;

o между сибирскими «инородцами» широко распространено шаманство.

Синод предписал архиепископу Тобольскому Георгию (Ящуринскому) устранить замечания министра Государственных имуществ о состоянии православных церквей и духовенства, а также насчет «последователей шаманства».

В 1848 году Тобольская духовная консистория на своем заседании разбирала вопрос о создании особой Обдорской миссионерской церкви для распространения и проповедования христианства «самоедам-язычникам». Предполагалось учредить при ней походную церковь для проповеди в местах кочевий ненцев, что позволяло бы «лучше узнать инородцев, войти к ним в доверие». Миссионер был обязан изучать местные языки, домашний общинный быт инородцев, их ремесла, поверья, привычки и необходимые жизненные условия. Примечательно, что миссионерам не рекомендовалось вступать в брак в течение минимум пяти лет, учитывая суровые условия края и постоянные переезды. Чтобы избежать обвинения в мздоимстве священнослужителей, предписывалось требы совершать безвозмездно.

Однако Синод весьма холодно отнесся к предложениям Тобольской митрополии. Он не разрешил учреждать новые миссии, ссылаясь на волнения среди «самоедов», имевших место в 1839 и в 1841 годах, которые, как предполагалось, произошли из-за действия духовенства.

Подготовительным шагом к созданию собственно Обдорской миссии послужило назначение на должность священника Петропавловской церкви Обдорска, молодого, только что окончившего семинарию Петра Попова, которому суждено было сыграть большую роль в истории православия в крае. Огромное преимущество заключалось в том, что, являясь уроженцем Севера, Попов был привычен к местным условиям и знаком с языком коренного населения. Его первым шагом стало учреждение школы при церкви, где обучалось несколько мальчиков-детей коренных жителей.

Вскоре на пост Тобольского губернатора был назначен Г.Н. Гасфорт. Уже в ходе своей первой инспекторской поездки в Обдорск и по прилегающим к нему территориям, он пришел к мнению о необходимости усилить дело «христианского гражданского просвещения». По его мнению, оживление православия, его утверждение среди аборигенов должно было способствовать «уничтожению вредной для развития края обособленности и замкнутости инородцев». Кроме того, участие миссионеров в распространении грамотности среди населения могло оказать, как считал губернатор, - «существенное влияние на успех поднятия их (хантов и ненцев) из этого жалкого положения, в каком, благодаря своей неразвитости, они очутились в столкновении с относительно развитыми русскими колонистами».

Таким образом, светская и церковная власть оказались едиными во мнении об устроении в Приобье специальной Миссии для работы среди ненцев и других коренных народов. Заручившись поддержкой губернатора, Тобольский архиепископ Евлампий (Пятницкий) отправил в Синод предложение об открытии миссии в Обдорске при местной церкви. Соответствующий указ последовал в 1853 году. Согласно указу ставилась задача «обращения в христианскую веру необращенных заобдорских остяков и самоедов, живущих по берегам Ледовитого океана. /Для чего - А.А./ необходимо послать в эти кочевья приспособленных миссионеров, знающих различные между собой идиомы языков остяцкого и самоедского, которые бы жили и перекочевывали с народом и, имея легкие подвижные престолы, совершали бы упрощенные церковные обряды, старались бы вообще инородцам сделаться полезнее» .

Здесь впервые появляется мысль о постройке походных церквей, что при проповеди в среде кочевого и полукочевого населения было единственным выходом.

Во исполнение Синодального указа Тобольская духовная консистория выпустила свой собственный, в котором, прежде всего, обратила внимание на то, что «некрещеные остяки и самоеды есть только в приходе Петропавловской церкви, стоящей вниз по течению Оби, самой последней к Ледовитому морю и живущие здесь некрещеные инородцы постоянного жительства не имеют». Исходя из этого, была учреждена должность миссионера Обдорской церкви, в обязанность которого входили постоянные разъезды по «чумам инородцев» и их обращение к христианской вере. Одновременно и на приходского священника также были возложены отдельные миссионерские обязанности. Таким образом, предполагалось, что священник и миссионер поочередно будут выезжать в миссионерские поездки. И вместе с тем, всегда кто-то будет проживать в Обдорске при церкви, будет совершать необходимые миссионерские действия, особенно в период массового приезда «инородцев» в поселок для сдачи ясака.

Первым в 1855 г. должность Обдорского миссионера занял Дмитрий Попов, уже зарекомендовавший себя вдумчивым пастырем и миссионером. По определению министерства финансов ему полагалось особое жалованье - 200 рублей в год, что равнялось жалованью старшего священника.

Одновременно было отпущено 2300 рублей на постройку походной церкви, которую соорудил местный мастер в том же году. В «Истории Обдорской миссии» она описывается следующим образом: «Церковь эта представляет палатку из ревендута с ревендутной такой же крышей, на железных дугах, удобно расположенных по местам, где предположено совершать в ней богослужение; вся с алтарем длиной 15 аршин, шириной 6 аршин (приблизительно 11 метров на 4.5 метра). В ней иконостас из легких складных брусков, иконы как в нем, так и в алтаре, писанные на полотне, все на подрамниках, вместе с иконостасными брусками, окруженных зеленым цветом; всех икон живописных 14»" .

Из предыдущего опыта общения с инородцами было известно, что на них особое волнующее воздействие оказывают живописные изображения. Поэтому в походной церкви было много икон: «Тайная вечеря», «Спаситель, сидящий на престоле», «Архангелы Михаил и Гавриил», «Четыре Евангелиста», «Святая Троица», «Спаситель и Божья Матерь», «Апостолы Петр и Андрей Первозванный». В распоряжении миссионера было много красочных картинок на Ветхозаветные и Новозаветные темы.

Но довольно быстро выяснилось, что перемещать и возводить на каждой стоянке походную церковь было делом чрезвычайно трудоемким. Пришлось отказаться от идеи перевозки ее с помощью оленей. Отныне походную церковь доставляли на стойбища только в летнее время, водным путем, на лодке.

Для зимних поездок Миссия приобрела в 1857 году 100 оленей, нарты и чум. Численность стада быстро росла, достигнув в 1870 году 466 голов. В последующем олени использовались для получения средств на содержание церковной школы и неимущих учеников.

В 1864 году архиепископу Феогносту поступило предложение из Управления Тобольской губернии о целесообразности учреждения при Обдорской миссии должности особого священника, который должен был постоянно проживать среди самоедов и вести на стойбище миссионерскую работу. В своем ответе в Управление Попов указал, что, поскольку поездки к самоедам «очень затруднительны», то единственная возможность общения возникает лишь при посещении ими Обдорска в зимние месяцы для сдачи ясака. А этого явно недостаточно для успешной христианской проповеди и в силу этого предпочтительнее иметь в стойбище постоянно действующий «миссионерский стан».

В 1865 г. наконец-то последовал указ Синода, предписавший учредить «особую миссию в низовых кочевьях самоедов для водворения христианства и развития в них стремления к образованию и оседлости».

В том же году П. Попов предпринял специальную поездку по районам предполагаемого размещения новой миссии и выбрал два пункта около Хаманельского мыса (Ямал) и на месте впадения рек Пура и Таза в Обскую губу. Здесь же нашлись и несколько домов для поселения миссионера и размещения маленькой церкви. Через два года последовал указ Синода об учреждении при Обдорской миссии двух станов - Обдорского и Тазовского; настоятелем последнего стал иеромонах Иринарх, прибывший из Соловецкого монастыря.

В соответствии с указом Синода, Обдорский стан действовал по левому берегу Обской губы, включая территорию «каменных самоедов», тогда как Тазовский - по правому берегу вплоть до границ Енисейской губернии, на территориях расселения хантов и ненцев.

Таким образом, в результате всех принятых синодальных указов и решений епархиального начальства Миссия была устроена следующим образом: два миссионера должны были находиться в постоянных разъездах, а третий пребывал в Обдорске, где исполнял функции приходского священника и одновременно миссионера для приезжавших туда аборигенов.

В поездках по местам кочевий миссионеры, с одной стороны, обслуживали религиозные потребности уже крещенных самоедов и хантов, а с другой, несли евангельскую весть тем, кто исповедовал языческие верования. Территория, за которую была ответственна Миссия, была столь огромной, что поездки превращались многомесячные трудные путешествия на оленях, лодках вслед за кочующим местным населением. Можно выделить четыре главных направления, по которым совершались миссионерские путешествия: по правую сторону Оби до Гыданского полуострова; на северо-запад до Байдарацкой губы, на север - на полуостров Ямал, и на юг- вверх по течению Оби. Наиболее частыми были поездки по первому из указанных маршрутов, так как это позволяло использовать водный путь. В зимнее время в Обдорск съезжались ханты и ненцы для сбора ясака и на ярмарку. Тогда и миссионерская работа сосредотачивалась в основном здесь.

Обстоятельства сложились так, что прибывший в сентябре 1867 года в Обдорск иеромонах Иринарх в Тазовский стан не попал и в 1869 г. покинул поселок. Одновременно с приездом Иринарха поменялся весь состав Обдорской миссии. Вместо Дм. Попова прибыл А. Тверетин. П. Попова в 1868г. заменил Н. Герасимов - ненец из рода Югон-Пелик, выпускник Тобольской семинарии, куда попал по протекции П. Попова после окончания его школы в Обдорске. В 1870 году А. Тверетина сменил Н. Платонов. В 1869 году настоятелем Обдорской миссия становится игумен Аверкий, бывший в 1850-х годах членом Кондинской миссии он вызвался добровольно стать миссионером Тазовского стана, но в консистории решили по другому - Аверкий был назначен настоятелем, а Герасимов, как выходец из местных жителей, стал миссионером Тазовского стана, где и провел пять лет.

О том, как проходили миссионерские объезды подведомственной территории, мы можем судить на примере летнего маршрута путешествия А. Тверитина, настоятеля Обдорской миссии, выпускника Тобольской духовной семинарии, свершенного им в 1868 году. Оно продолжалось с 11 июня по 17 августа, и пройдено было более полутора тысяч верст. В состав экспедиции входили, кроме самого Тверитина, его помощник - причетник, «вожак» (проводник) и пять рабочих, управлявшихся с большой лодкой и помогавших при установке походной церкви. Тверитин дошел по правому берегу Обской губы до Тазовского стана, останавливаясь, если позволяла погода, в том или ином кочевье до трех суток. Раскладывалась походная церковь, проводились беседы с жителями на предмет их вероисповедания и возможного принятия христианства. В своем отчете Тверитин оставил много колоритных описаний подробностей путешествия. Здесь и «тучи комаров и еще более страшная мошка», и беседы с ненцами и хантами, раскрывающие специфику их понимания христианской религии, и «сильный противный боковой или встречный ветер», из-за которого они иногда по несколько дней не могли сдвинуться с места. В ходе поездки было установлено, что во многих кочевьях никогда не были ни миссионеры, ни «гражданская власть». Как правило, миссионер останавливался в одном и том же родовом стане дважды - когда шел вниз по Оби и на обратном пути по тому же маршруту. В этот раз, дойдя на обратном пути до местечка Хэ, экспедиция переправилась на Ямальский берег, до Хаманельского мыса, и оттуда отправилась обратно в Обдорск, но уже по левому берегу Оби. Этот маршрут впоследствии стал типичным для преемников Тверитина по Миссии.

В 1870-х годах Миссия, по мнению епархиального начальства пришла в совершенно расстроенное состояние. Главным признаком этого были постоянные смены членов миссии - многие задерживались в Обдорске не более чем на полгода. Только Аверкий пробыл на посту настоятеля двенадцать лет, но из-за преклонного возраста совершать миссионерские поездки уже не мог. По его инициативе в 1880 году открыли молитвенный дом в «юртах Шурмикарских». В 1882 году он предлагал учредить миссионерский стан на реке Шуге в «местности Наре», где в зимние месяцы, как он писал, «наблюдается наибольшее скопление инородцев». Но церковные власти в Тобольске положительного решения не приняли.

Миссионеры выражали недовольство небольшим жалованьем, его повышение в 1865 году до 500 рублей они считали явно недостаточным. Крайне затруднительным было и выполнение предписания причту походной церкви, по которому необходимо было проводить в поездках минимум по полгода, что для непривычного к Крайнему Северу человека было часто невозможно. Один из миссионеров, прибывший из Европейской России, и вскоре запросившийся назад, так и писал в своем прошении об отставке: «не зная броду, сунулся в воду».

Первым и последним миссионером Тазовского стана был Николай Герасимов. Он прослужил здесь пять лет, терпя лишения и преодолевая трудности. Как оказалось, подаренная Миссии мещанином Минеевым изба представляла собой «полуземлянку, в высшей степени вредную для здоровья, кроме которой жить негде». К тому же на пути в стан миссионера сопровождали немалые опасности, так как «тысячи верст нет никаких селений. Зимой морозы достигают сорока градусов, что сопровождается ураганным ветром, так что нельзя выйти даже дров порубить». Если прибавить к этому, что Герасимов имел семью, и одно из его путешествий продолжалось с сентября по декабрь, то неудивительно, что, в конце концов, и он подал прошение об увольнении. После него там больше никто не жил, и стан был окончательно заброшен.

С 1882 г. по 1891 г. настоятелем миссии был В. Чижицкий. Членами миссии: Г. Берингов (до 1886 г.) и В. Чегаскин (хант). В 1891 году настоятелем миссии становится С. Милавский, который менее чем через год был уволен за свое скептическое отношение к перспективе «обращения в христианство инородцев».

С начала 1890-х годов и до начала XX-го века в Миссии активно работал И. Егоров, диакон, переводчик и учитель миссионерской школы (хант).

В 1898 году настоятелем Миссии становится иеромонах Иринарх. При нем осуществилась идея открытия миссионерского стана в поселке Хэ, прямо напротив Хаманельского мыса. С этого времени постоянно один из миссионеров находился там, совершая путешествия по берегам Обской губы и на Ямал. По «Справочной книге Тобольской епархии» за 1913 год настоятелем Миссии в это время был игумен Иннокентий, членами - иеромонах Никон и священник А. Крыжановский. Последним известным членом Обдорской миссии был священник о. А. Шихалев, работавший в 1919 году.

Следует отметить, что на рубеже XIX-XX вв. на Обдорский Север устремились многочисленные научные экспедиции. Нередко в их состав включались и представители Миссии, которые получали возможность миссионерского «разведывания» и знакомства с местным населением. Усиление внимания к проповеди на Ямале было связано с тем, что Ямал оставался последним крупным регионом в Тобольской епархии, где «инородцы» составляли подавляющее большинство населения.

В 1908 г. на полуострове Ямал побывала экспедиция Императорского Российского географического общества под руководством Б. Житкова. Одним из членов этой экспедиции стал священник Мартиниан Мартемьянов. Он был прикомандирован к экспедиции для знакомства с жизнью ненцев на местах их летних стоянок. Мартемьянов оказался полезен экспедиции как второй переводчик и помощник во всех работах. После поездки он сообщал, что миссионерской работы непосредственно на Ямале не ведется, и что сам он проповедью там не занимался.

К сожалению, полными и точными сведениями о прекращении деятельности на Обском Севере различных церковных организаций и учреждений мы не располагаем. Например, по Акту с перечнем фондов церквей, хранящемся в окружном архиве (г. Салехард), известно, что на территории автономного округа прекратили свою деятельность:

Хэнский стан - в 1918 г.

Обдорская миссионерская церковь - в 1916 г.

Обдорская церковно-приходская школа - в 1916 г.

Обдорский миссионерский приют - в 1902 г.

Березовская церковно-приходская школа - в 1910 г.

Вместе с тем, по сохранившимся разрозненным архивным документам можно говорить, что еще и в начале 20-х годах миссионерский стан в поселке Хэ действовал и, следовательно, церковная жизнь осуществлялась. Известны предписания Хэнского сельревкома местной церкви с разрешениями на проведение крестного хода, крещений и похорон. Вскоре Хэнский стан, как, видимо, и вся Миссия, вынуждены были прекратить свою работу.

Говоря об итогах деятельности Обдорской духовной миссии, следует признать, что ей не удалось привлечь в православие сколь-либо значительное число представителей коренного населения Крайнего Севера. За 25 лет, с 1872 по 1897 год, были крещены по официальным данным 2734 человека. В среднем в год крестилось от 100 до 200 человек; самым удачным был 1888 год (295 человек), и самым неудачным - 1882 год, когда было крещено всего лишь 16 человек.

И все же христианство оказало влияние на религиозные представления и традиционную обрядность аборигенов. В процессе проникновения православия в течение нескольких столетий в духовную жизнь аборигенов сложился своеобразный религиозный синкретизм, или двоеверие. Это выражение сами миссионеры наиболее часто использовали, когда говорили о состоянии православия в Обдорском крае, считая при этом, что перевес в этой паре не за православием, а за традиционными верованиями. Но отдельные положения, так или иначе связанные с христианством, в местной культурной среде все же закрепились. Во-первых, очевиден тот большой авторитет, который имела в глазах коренного населения края фигура святого Николая Чудотворца. Причин тому можно назвать несколько: здесь и влияние народного русского православия, чтившего этого святого; и действия самой Церкви, которая во множестве строила на Севере Никольские храмы; и своеобразная «приземленность» этого святого. Элементы христианства закрепились и во внешней культовой атрибутике, во внутреннем, духовном мире коренного населения Ямала. У многих групп аборигенов появились обряды крещения, венчания и отпевания. Хотя в целом семейная обрядность аборигенов все же сохранила свои традиционные черты.

При рассмотрении вопросов миссионерской деятельности дореволюционного российского православия, следует обратить особое внимание на правовую базу вероисповедной политики государства. Прежде всего отметим, что в законодательстве утверждался принцип веротерпимости при твердом господстве православного исповедания. В Основных законах Российской империи провозглашалось: «Первенствующая и господствующая в Империи вера есть Христианская Православная Кафолического Восточного исповедания. Но и все не принадлежащие к Господствующей Церкви подданные, также иностранцы, состоящие в Российской службе или временно в России пребывающие, пользуются повсеместно свободным отправлением их веры и богослужения по обрядам оной; сия свобода веры присвояется не только Христианам иностранных исповеданий, но и Евреям, Магометанам и язычникам».

Но только православная церковь имела право в пределах государства убеждать не исповедующих православие к принятию этой веры. О православной вере в законе говорилось: «Сия вера поддерживается благодатию Господнею, поучением, кротостию и более всего добрыми примерами». Исходя из этого господствующая церковь не могла позволить себе «ни понудительных средств» при обращении в православие, ни преследования тех, кто не захочет стать ее членом, «поступая по образу проповеди Апостольской». Но переход из одного нехристианского вероисповедания в другое законодательно был запрещен. Согласно принятому в 1822 г. «Уставу об управлении инородцами» кочующие иноверцы пользовались свободой в вероисповедании и богослужении, а православное духовенство, обращая аборигенов в православие, должно было действовать кротко, без принуждения, одними убеждениями.

Конечно, практика миссионерской деятельности и обращения «инородцев» в христианство подчас разительно отличалась от того, что предписывали законы. Подчас епархиальные органы стремились привлечь к своей миссионерской работе государственные органы, опереться на силу принуждения. Так, Тобольский архиепископ Георгий в 1849 г. требовал от генерал-губернатора Западной Сибири П.Д. Горчакова пресечь в некоторых местах Березовского округа деятельность шаманов. Любопытно, что губернатор отверг претензии церковного руководства, указав, что «согласно ст. 98 Устава о предупреждении и пресечении преступлений, сибирские инородцы, не исповедывающие Христианской веры, имеют свободу отправлять богослужение по их обрядам и обычаям и им дозволяется, в отдалении от церквей, иметь приличные места для моления». Генерал губернатор считал также, что гражданское начальство «не вправе принимать меры к воспрещению им следовать вере предков, тем более что склонение их к принятию христианской веры мерами кротости, без малейшего принуждения, относится … до власти Духовной» .

В конце XIX в. правила обращения из язычества в православие изменилось в сторону более строгого соблюдения добровольного принятия православия. При крещении совершеннолетних аборигенов с них в присутствии двух грамотных свидетелей необходимо было брать подписку об искреннем их желании принять христианскую веру. Установлен был и образец такой подписки:

«Я, нижеподписавший тамгу остяк Обдорской волости Панакоче роду Солинтер, старшины Сямми, дал сию подписку в том, что искренне желаю присоединиться к Греко-Российской Православно-Восточной церкви и обещаю всегда пребывать в верности ей неизменно.

Остяк Панакче Солинтер (здесь прилагается тамга)

При сем присутствовали:

Самоедин Обдорской волости старшина Вэнда

Григорий Мартемианов

остяк Василий Ядон

В крещении Панакче назван Симеоном (15 лет)

Крещение совершали:

Иеромонах Василий

псаломщик Мартемиан Мартемьянов.

1901 года, января 24 дня« .

Брачное право новокрещенных тоже было регламентировано. В 1834 г. был принят закон, по которому супруг, принявший православие, при желании мог расторгнуть брак, если другой супруг остался в иноверии. В случае, если супруги желают продолжить брак, он будет считаться законным, но родившиеся у них дети должны быть крещены и воспитываться в духе православия.

В процессе христианизации правительство для новокрещенных создавало ряд льгот и наград. По закону 1826 г. аборигены, принимающие крещение, освобождались от уплаты ясака на три года. Что касается наград, правила, разработанные для причта походной Обдорской церкви св. Апостолов Андрея Первозванного и Петра Петроверховного и утвержденные Синодом 14 июля 1856г., предусматривали выдачу для каждого крестившегося «инородца» креста и рубашки. Выдача первоначально производилась за счет Обдорской церкви. Впоследствии истраченная сумма возмещалась за счет епархиальной казны.

В уголовном законодательстве Российской империи также была введена льгота для лиц, принимающих христианскую веру. По закону, при совершении некоторых проступков: «малое воровство, ссоры, драки и тому подобное», при принятии христианской веры «иноверцы» освобождались от наказания. Но если обвиняемые совершали более тяжкие преступления, то принимаемые решения о их наказаниях предоставлялись в Сенат. В 1862 г. уголовным законодательством было предусмотрено смягчение наказания за какое либо преступление или проступок, если «иноверец нехристианского вероисповедания во время следствия или суда примет православие или другую терпимую и признаваемую законною в Империи христианскую веру».

Для «инородческого» населения Сибири российское законодательство делало ряд исключений и предписывало соблюдать «некоторые особые правила». Духовенству запрещалось подвергать аборигенов каким-либо наказаниям, если они «по невежеству будут опускать церковные службы и обряды или по местным причинам не будут соблюдать некоторых церковных установлений, как, например, по недостатку постной пищи или по неразумению не будут соблюдать постов и т. п.».

По ходатайству Тобольского епископа Авраамия Синод в 1889г. издал указ о разрешении миссионерам венчать браки аборигенов в Петровский пост. В это время миссионеры разъезжали по кочевьям аборигенов с походной церковью. В 1900г. вышел указ Синода за № 2636, который разрешал членам Обдорской миссии венчать браки новообращенных аборигенов, приезжающих в с. Обдорское в период Рождественского поста.

Таким образом, Русская православная церковь, продолжая политику христианизации Северо-Западной Сибири и в том числе аборигенов полуострова Ямал, все более отчетливо придавала ей государственный характер. Основными правовыми формами, с одной стороны, становились принципы веротерпимости, с другой - усиление административных и религиозных мер к вовлечению «инородцев» в православную веру.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.rusoir.ru/

Еще из раздела Религия и мифология:

• Доклад: Церковь св. Полиевкта в Константинополе и ее декоративная программа

Федеральное агентство по образованию

Государственное образовательное учреждение

Высшего профессионального образования

Тульский государственный университет

Кафедра «Истории и культурологии»

РЕФЕРАТ

на тему:

История христианизации Сибири

Выполнил: ст.гр. 720171

Чкунина Д.А.

Проверил: доц. Касаткин Е.А.

Введение

1. Распространение и внедрение христианства

2. Языковые проблемы христианизации

3. Проблема крещения и обращения в православие

4. Образование и медицина, как средство христианизации

5. Влияние христианства на религиозное сознание народов Сибири

Заключение

Библиография

Введение

Моей целью являлось изучение истории христианизации коренных народов Сибири. Если говорить о широких кругах общества, то мнения по этому вопросу здесь, как правило, основываются на стереотипах. Например, в первую очередь вспоминают Ермака, миссионерская же деятельность Православной Церкви здесь малоизвестна и, как повелось со времен строительства коммунизма, характеризовалась она преимущественно как часть колониальной и русификаторской политики царского самодержавия. Такой подход является скорее ущербным, нежели неполным, не только не отражая всех сторон процесса христианизации и его влияния на жизнь аборигенов этого края, но и представляя просветительскую и проповедническую деятельность Православной Церкви в умышленно искаженном вульгаризированном виде.

Как сейчас уже известно, изначально проникновение идей христианства на территорию Сибири могло происходить по двум направлениям: южному, когда один из маршрутов Великого шелкового пути в VI-VII веках стал проходить через территории Южного Казахстана и Семиречья, и северному, с момента открытия новгородскими первопроходцами пути в Зауральскую Югру (о чем можно судить по сообщению в Ипатьевской летописи в 1096 году). Таким образом, начало этого процесса следует датировать на 5-10 веков ранее, чем было принято считать еще недавно. Кроме того, христианизация населения Сибири не началась внезапно, но являлась длительным, долгосрочным процессом.

Другое направление – северное, развивалось с продвижением русских торговцев на северо-восток Азии, поскольку этот край был богат на товары, ценившиеся не только на Руси, но и в Европе (меха, моржовый клык, бивни ископаемых мамонтов). Маршрут русских землепроходцев проходил с р. Вычегды на р. Печору, далее – вверх по реке Щугору, за Урал в бассейн реки С. Сосьвы. Другой, "полунощный" путь вел с Печоры на Усу, затем на Урал в бассейн реки Собь. Этими маршрутами русские путешественники пользовались с 11-го по 17 века.

Контакты с Зауральской Югрой носили разнообразный характер: военный, политический, торгово-обменный, даннический. Есть свидетельства того, что на эту территорию иногда попадали и священники. Так, по летописи, в походе новгородцев за данью 1104 года участвовал и некий поп Иванка Леген, который вполне мог проводить на этих землях проповедническую деятельность.

При раскопках Сайгатинского могильника VI близ Сургута в захоронении был обнаружен равноконечный бронзовый крест, датируемый X-XI веками. Подобные кресты, в том числе с изображением распятий, были широко распространены на Руси и сопредельных территориях.

В процессе христианизации Сибири можно выделить несколько основных этапов. Первый этап является наименее изученным из-за скудости исторического материала, касающегося той далекой эпохи. Скорее всего, на этом этапе процесс христианизации носил региональный характер, когда затрагивались лишь некоторые из местностей Сибири, прежде всего пограничных с Русью. В целом он может быть охарактеризован как растянутый во времени, медленный и малоэффективный, поскольку связи между рассматриваемыми регионами и Русью были еще слабыми. Начало второго этапа христианизации можно датировать временем основания новых приходов, в краткие сроки охвативших значительную часть территории Сибири. В третий этап можно выделить период, когда здесь появились священники и псаломщики, выходцы из местного населения, а также начали печататься на местном диалекте богословские тексты.

1. Распространение и внедрение христианства

Процесс распространения и внедрения в народные массы Сибири и Севера православного христианства составлял одну из важнейших сторон колониальной политики самодержавия. Христианизации населения этого региона политики придавали приоритетное значение как средству ассимиляции язычниками не только православных идей, но и идей русской государственности. Для достижения этой цели использовались различные способы и средства. Сразу же вслед за основанием административных учреждений в Сибири создавались духовные центры, активными проводниками православного вероучения были миссионеры.

Распространению христианства немало способствовали также русские переселенцы. Крестьяне, оседавшие в местах обитания коренных народов Сибири, Севера и Дальнего Востока, являлись носителями русской народной культуры того времени, неотъемлемой частью которой было православие.

Говоря более подробно об этапах христианизации этого края, можно утверждать следующее.

Первый этап проникновения православия в Сибирь завершился походом дружины Ермака и последовавшим затем строительством первых сибирских городов и острогов. Начиная с 1580-х гг. православные храмы строили в возникавших один за другим в Сибири русских городах: в Тюмени, Тобольске, Пелыме, Сургуте, Таре, Нарыме и др.

Вторым этапом распространения христианства на восток от Урала стало создание в 1620 - 1621 гг. в Тобольске первой сибирской епархии, причем сразу в ранге архиепископии и назначение на нее первого архиепископа - Киприана (Старорусенина). Этому предшествовало открытие во вновь основанных сибирских городах православных храмов и монастырей.

Одним из инструментов противостояния коррумпированности чиновников на колонизируемых землях Востока России была церковная организация. Руководству сибирской церкви предписывалось осуществлять общую защиту от притеснений местными властями всего аборигенного населения независимо от того, какую веру они исповедовали и собирались ли они креститься.

Открытие Тобольской епархии (а позднее, в 1727 г. и Иркутской), создание новых храмов и монастырей при продвижении на восток дают значительный импульс развитию на местной почве православной литературы, книжности, живописи, архитектуры, театра. Русское население, мигрировавшее в Сибирь сначала преимущественно с Европейского Севера страны, а потом и из других регионов, несло с собою вековые традиции народного православия, иконы, книги.

Вместе с тем значительное число икон и книг для сибирских церквей и монастырей закупалось и доставлялось духовными и светскими властями. Уже первые сибирские архиереи привезли с собой довольно большие библиотеки, немало икон, а также быстро наладили в Сибири книжное дело и изготовление местных икон.

Неоценимый вклад в распространение христианства в Сибири в XVII и первой половине XVIII веков внесли архиепископы Сибирские и Тобольские - Киприан, Макарий, Нектарий, Герасим, Симеон, митрополиты Корнилий, Павел, Димитрий, Иоанн, Филофей. Многие из них были причислены к лику святых земли Сибирской.

В XVII веке политическое влияние России, а значит, и Православия, за короткий исторический срок распространилось от Урала до берегов Тихого океана. Хозяйственное освоение бескрайних земель Сибири шло одновременно с духовным влиянием, приобщением коренных народов Сибири и Дальнего Востока к развитой российской культуре и православной вере.

Третьим этапом духовного освоения Сибири как православной земли следует считать становление института собственных, сибирских святых. В 1642 г. произошло обретение мощей первого сибирского святого - Василия Мангазейского. В том же году (1642 г.) скончался блаженный Симеон Верхотурский, признанный праведным еще при жизни.

Христианская церковь сыграла огромную роль в становлении Сибири как части российского государства. Уже в XVIII веке началась активная миссионерская деятельность как на северных, так и на восточных и южных окраинах Сибири, которая привела к окончательному распространению и закреплению православия в крае.

Христианизация Сибири носила также просветительский характер. Здесь повсеместно организовывались школы, в которых готовили помощников миссионеров, служителей церкви, переводчиков. Например, при станах Алтайской миссии в 1891 г. было 36 школ, в них обучалось 1153 мальчика и девочки из местных народов. Катехизаторскую школу (готовившую религиозных наставников христиан) при Алтайской миссии в том же году окончили 50 человек. Из них 12 алтайцев, 12 шорцев, 7 сагайцев, 6 черневых (татар), 4 киргиза, 3 телеута, 2 остяка, 1 чуец и 3 русских, «знакомых с инородническими языками». Существовали и духовные семинарии - так, в г. Якутскедуховная семинария была основана в начале 80-гг. XIXв. В ней обучались преимущественно туземцы.

2. Языковые проблемы христианизации

Естественным процессом, сопровождавшим заселение русскими Сибири, адаптацию последней в составе Российской империи, была русификация. В недалеком прошлом в этом факте пытались узреть агрессивность политики российского самодержавия, так В.Д. Бонч-Бруевич утверждал, что «русский царизм давно уже объявил, что основа его политики определяется тремя словами: самодержавие, православие, народность. Подведение всех инородцев и всех иноверцев к знаменателям «русская народность» и «православие» - вот задача, осуществить которую неуклонно стремятся хранители заветов русского самодержавия». Тем не менее, нет серьезных оснований утверждать, что имело место широкомасштабное насильственное обращение народов Сибири в христианство, так же как заявлять такую нелепицу, будто все местные народности заставили выучить русский язык.

Столица Сибири, третий по численности населения город страны и один из крупнейших научных центров — за последние годы Новосибирск стал еще и эпицентром горячих споров об искусстве, заметное участие в которых принимал местный правящий архиерей митрополит Тихон (Емельянов). Обратившийся к властям по поводу постановки вагнеровского "Тангейзера", раскритиковавший "Щелкунчика", он неоднократно становился объектом критики со стороны СМИ и "либеральной общественности". "Хватит заниматься ерундой, лучше бедным помогайте" — один из самых часто повторяемых упреков в адрес местной митрополии. О том, как именно она бедным помогает, митрополит рассказал в эксклюзивном интервью РИА Новости. Беседовал Алексей Михеев.

Ваше высокопреосвященство, двадцать лет у вас существуют два замечательных проекта — поезд и корабль, на которых врачи и миссионеры добираются до самых глухих мест. Продолжаете традиции сибирских православных миссий?

— Действительно, каждый год поезд "За духовное возрождение России", наш совместный проект с правительством Новосибирской области и РЖД, курсирует с вагоном-храмом и 200 волонтерами по отдаленным станциям и районам области, и люди ждут его с нетерпением. Это лучшие врачи, современная диагностическая аппаратура. Они каждый день обслуживают тысячи людей, выписывают им направления, с которыми потом едут в городские и районные больницы. Многих просто спасли: люди же не знали, что с ними. Проводим конференции, раздаем книги, социальную помощь, устраиваем концерты. Каждый год охватываем до 20 райцентров, 100 населенных пунктов и до 50 тысяч селян.

- Но медицина, социалка — это же то, чем в первую очередь обязано заниматься государство. Причем тут Церковь?

— Сейчас многие проблемы решаются иначе, чем в советское время — тогда социальными вопросами занималось государство. А теперь оно, хоть и провозгласило себя социальным, но от многих заведомо убыточных проектов отказалось. Вот общественные организации и берут их на себя.

Допустим, проблема людей без определенного места жительства, оказавшихся в трудной жизненной ситуации. У нас в области есть приемник на 25 мест. В городском бюджете даже строчки такой нет. А через наш епархиальный центр 3 тысячи бомжей проходят за год. Мы в прошлом году людям без определенного места жительства 104 тысячи социальных услуг оказали.

У них различные заболевания, их нужно пролечить, а в больницу их не берут, потому что у них нет никаких документов, тем более страховки. И мы договариваемся с больницей. Предварительно делаем им санобработку, переодеваем. Помогаем восстановить документы и получить пенсии, и жилье возвратить. Некоторые так и остаются у нас жить: люди-то общительные, им нравится, у них есть какой-то минимальный досуг — и часовня, и музыкальные инструменты, и телевизор.

А с чего все начиналось? Как-то сообщили мне прихожане, что на центральной улице лежат на снегу у храма 6 человек на полиэтилене и закрыты полиэтиленом. 36 градусов мороза. Я звоню во все организации города, они мне говорят: "Так это же ваши бомжи — около вас лежат". Но все-таки забрали. И я решил организовать церковный приют. Нам, правда, мэрия выделила брошенный детский садик, но все пришлось делать самим — проводить воду, тепло, ремонтировать крышу.

- Но хоть чем-то помогают? Или "ваши бомжи — вам и карты в руки"?

— Проект считаем совместным с мэрией. Сейчас стали давать гранты, субсидии на социальную работу — нас включили в перечень организаций, которые оказывают социальные услуги, и государство что-то компенсирует. Это важно, получить грант хотя бы на 200 тысяч. Но основные расходы несет Церковь, государство оказывает помощь социальными работниками и психологами.

Даже в благополучных странах многие люди с утра стоят со своими мисками и кружками там, где дают еду. Вот и у нас во многих храмах есть благотворительные столовые, они кормят тысячи людей, голодным не уходит никто. Сейчас Госдума решила, что около храмов можно собирать милостыню, и там можно увидеть не только бомжей — их как раз становится меньше с открытием приютов, — но и пенсионеров.
В церковном социальном центре есть и две теплые палатки для тех, кто приходит на ночь, чтобы не замерзнуть на улице.

Но все нужно делать в комплексе — и медпомощь оказать, и правовые услуги, и одежду дать. Вот мы и занимаемся сбором вещей, одежды, обуви в каждом храме. Создали даже гуманитарный центр, который координирует всю эту работу — направляем собранное и в область, и в приюты, и в реабилитационные центры для бывших наркоманов и алкоголиков… Даже просто сельским жителям — на селе все берут, а у горожан одежды много, вот они и жертвуют. Открыли также приют острой социальной помощи для матерей-одиночек, называется "Родной дом".

Недалеко от Москвы есть город Кимры, его двадцать лет называют "савеловским Голливудом" — за доступность наркотиков. И там почти вся молодежь их употребляет. Никто ничего с этим не делает, один батюшка-подвижник открыл ребцентр и что-то пытается переломить. Как вы помогаете тем, кто оказался в такой беде?

— Здесь мы не занимаемся ни детоксикацией, ни лечением. Это есть в государственных клиниках. Важно изменить образ жизни, работать с душой человека, перевоспитать его с духовно-нравственной стороны. Мы берем тех, кто пожелает попасть в реабилитационный православный центр. И начинаем с самого главного — с молитвы, распорядка дня, с устава. Что можно делать, чего нельзя, это полезно, это неполезно — мы обязательно объясняем. Как в монастыре, как в армии. Это же молодежь. Они не привыкли к порядку, только к неограниченной зачастую свободе, а перевоспитание начинается именно с него.

Мы специально готовим социальных работников, которые знали бы, как с такими людьми работать, а не просто говорили им: "будь хорошим" или "почитай душеполезную литературу". Это очень трудная категория. У многих нет никаких понятий о нравственности, они во многом деградировали. С ними нужен особенный разговор и правильно поставленное дело. Им все время хочется вернуться к своим привычкам, но мы стараемся, чтобы не только устав, но и сам человек мог держать себя в рамках. Чтобы он возвратился в общество как полноценная личность. Также стараемся, чтобы все они работали, получали профессию. Но есть и инвалиды, для которых обустроена богадельня.

В общем, что можем сделать сами, мы делаем, но часто трудимся совместно с администрацией.

- Есть ощущение, что что-то меняется?

— Я уверен, что социальная работа пробуждает в людях чувство человеколюбия, сострадания и взаимопомощи. Не зря же сейчас и государство поощряет добровольческое движение, и вокруг Патриарха я вижу молодых волонтеров.

В советское время социальная работа Церкви была под запретом. Но до революции — мы знаем — были и богадельни, и странноприимные дома, и ремесленные школы для малоимущих Церковь открывала: они же должны были получить специальность, чтобы пропитаться.

Поэтому, когда началась перестройка, многие церковные люди поняли, что время не только храмы строить, но и возрождать социальную работу.

- С чего решили начать?

— Епархия тогда была огромная — два края, несколько областей…

С чего мы начинали? С сестер милосердия. Приехал главврач горбольницы со словами: "Владыка, помогите нам, я не могу заходить в онкологическое отделение — стоны, истерика, крики, запах, даже родственники не приходят. А люди-то еще живые, их надо как-то утешить, ободрить… Я не могу, у меня сердце разрывается на это смотреть". Я послал к нему одного батюшку и одну девочку — они ее оформили как сестру милосердия, выделили комнатку под часовню. Через полгода приезжает тот главврач и говорит: "Владыка, наши больные умирают с улыбкой. Все изменилось".

Меня это вдохновило. Если мы можем, почему нет?

Были трудности, не было священников… Их и сейчас-то недостаточно, а в 90-м году на город и область, на 3 миллиона человек, здесь был один храм и 4 батюшки. И 200 тысяч атеистических работников общества "Знание" — это только тут, в городе, а были же еще и в области, — которые с этими четырьмя батюшками вели идеологическую борьбу.

Сейчас у нас 18 сестричеств милосердия. Они работают в больницах города и области. В Академгородке наш приход до 150-300 школьников старших классов каждый год готовит как сестер и братьев милосердия. Учим их оказывать первую помощь и ухаживать за больными. Сестричества церковные занимаются и доставкой горячего питания для больных, и патронажным уходом на дому, и уходом за тяжелобольными в больницах. Сейчас организована волонтерская церковная служба по оказанию паллиативной помощи.

Нюта Федермессер, президент фонда помощи хосписам "Вера", как-то сказала, что хоспис от больницы отличает любовь к пациенту. А еще — что нельзя научить врача любить больного, это его личная задача. А как на самом деле?

— У нас строится в Академгородке Дом милосердия, его дирекция каждый год проводит международную конференцию по паллиативной помощи. Я стараюсь принимать участие. И вот, однажды выступает один наш профессор, и говорит: чтобы такая помощь была оказана на хорошем уровне, нужно хорошее оборудование, и чтобы медицинские сестры осваивали смежные профессии, потому что уход должен быть комплексный. А потом немецкий профессор говорит: главное в паллиативном уходе — отношение к больному. Чтобы он чувствовал ваше тепло. Обязательно надо подойти к нему, подержать за руку, поздороваться — слышит, не слышит, неважно — возьмите руку, согрейте своим теплом. Мы думаем, что в Европе все плохо? Нет! Для них самое главное, чтобы тяжелобольному передавалась сила жизни - любовь. А мы — выходцы из материалистического общества, нам важнее оборудование…

- А можно ли вот это "расчеловечивание" остановить?

— Я считаю, что это и есть задача Церкви. Там, куда мы приходим, мы меняем атмосферу. Недавно при одной больнице открылся центр паллиативной помощи тяжелобольным детям, за которыми родители — жители районов области — не могут сами ухаживать. У нас есть церковные волонтеры — замужние женщины, которые приходят и ухаживают за этими подростками и младенцами. Чужими, тяжелобольными… И когда одна журналистка меня спросила: "А в чем же здесь участие Церкви?", я ответил: "Самое главное, что мы меняем атмосферу в больнице". Там должна быть христианская атмосфера человеколюбия, добра, без этого невозможно ухаживать не то что за чужими тяжелобольными, но и за своими родственниками. Но та журналистка в своем материале ничего об этом не сказала, она просто этого не поняла. Почему? Потому что она молодая здоровая женщина. А стоит рядом со мной пожилой главврач и говорит: "Да, да, самое главное изменить в больнице атмосферу!"

Мы слишком часто встречаемся с черствостью, с жестокостью: у меня ничего не болит, а боль другого человека меня не волнует. А она должна стать моей болью. Тогда у нас будет правильный уход за больными. Мы должны вливать в них силу жизни. А для этого должна быть обстановка сострадания. Ведь больной находится в стрессовом состоянии, и на него даже слово, сказанное, не тем тоном, действует.

Мы сотрудничаем с Медуниверситетом, участвуем в конференциях и других просветительских мероприятиях, говорим и преподавателям, и студентам, для чего нужны правильные человеческие взаимоотношения в медицине — о духовных основах милосердия.

- Сегодня в больницах часто открываются храмы, часовни. Помогает ли это "наполнить их добротой"?

— У нас почти во всех медучреждениях города и области открыты часовни, приходит священник. Мы считаем, что это не просто социальное служение, а духовное окормление, для нас очень важно создать вот эту духовную доброжелательную обстановку. Без этого нет смысла священнослужителю вообще приходить в эту часовню, нет смысла приглашать сестер милосердия — наняли санитарок, медсестер, они и сделают все, что требуется. Наша задача — духовно повлиять на персонал. Чтобы он по-другому, милосердно относился к больному человеку. Но и больные люди хотят помолиться в часовне, приходят заказать молебен, поставить свечу, причаститься за литургией, попросить благословения перед лечением.

- Но это задача, наверное, не только для больницы?

— Да, церковные люди не только в больницах работают. Мы еще трудимся в местах, где люди отбывают срок. Там почти везде открыты часовни, почти везде совершаются богослужения. Вот вам пример. Заключенный, 17 лет. Родился на вокзале. С вокзала — в приют, из приюта — в колонию, из колонии — в тюрьму. Он ни разу за свои 17 лет не слышал предложения без мата. Это просто замерзший человек. Потому что везде только злоба, грубая мужская сила, и везде надо выживать. И никто его никогда не пожалеет. И вот приходит священник и начинает говорить с ним как отец. Не как взрослый с ребенком, а просто как отец. Наш отец Владимир, который такими людьми занимается, говорит: я всегда ношу с собой бутерброды, воду — первым делом покормлю, поплачем вместе. Надо согреть сердце человеческое, и он это делает.

Отец Владимир Соколов — тюремный священник — очень трогательно сказал, что ощущает себя в тюрьме настоятелем среди монахов — надо вникнуть в жизнь каждого, о каждом надо позаботиться, трудности каждого нужно помнить и всех — утешить…

— Да, это те же самые принципы изменения атмосферы. Там тяжелая обстановка, страждущие люди, совершившие тяжкие преступления. И надо доказать им, что не те цель и смысл жизни они для себя определили, развеять эту воровскую романтику, вмешаться там, где незаслуженно обижают. А сейчас добавились еще межрелигиозные вопросы. В тюрьмах находятся и полевые командиры, и мусульмане-радикалы, и нужно найти такой подход к людям, чтобы не было конфликтов.

Но мы приходим к осужденным не только со словом. Устраиваем там спортивные мероприятия по футболу, мини-футболу, пауэрлифтингу. И в тех колониях, где мы проводим эти турниры, улучшается обстановка. Казалось бы, ну, что такое спорт? Как он может повлиять? А вот влияет положительно. Это же молодые люди, и они уважают тех, кто проявляет доброе участие в их жизни и сами становятся добрее.
Но самое главное, мы говорим им о смысле и цели жизни. Счастлив человек тогда, когда вокруг него счастливые люди. Видя то добро, которое делают для них, осужденные и сами исполняются желанием делать добро для других людей.

- С какими сложностями приходится сталкиваться? Обычно прежде всего жалуются на отсутствие денег…

— Да, обычно говорят о проблемах финансирования. Привлекаем благотворителей, участвуем в различных грантовых конкурсах. Сейчас новосибирское землячество в Москве вместе с правительством Новосибирской области и нашей митрополией решили создать фонд возрождения малых сел в регионе. Через программу "Православная инициатива" будут выделяться гранты для проведения конкурсов среди сел — будем помогать финансировать и спортплощадки, и детские городки, и мини-зоопарки. Да, да. Потому что в селах уже не везде есть домашние животные, представляете?

Принцип такой: местная администрация должна выделить землю, мы оплачиваем спортивные снаряды, а местный приход и местное население должны их установить и сделать благоустройство. И так же с детскими площадками и с зоопарками. Не знаю, считать ли это социальной работой, но есть вот такая идея.

Мы не можем построить дороги и провести газ, но что-то все вместе сделать мы можем. Уже попробовали. Вот, с мэрией Новосибирска сделали в Новошилово уличную танцплощадку, потому что клуб у них маленький. Отсыпали спортивную площадку. Село было умирающее. Мы выкупили фермы, выкупили столовую, баню. И все восстановили. Открыли школу детского творчества, клуб, библиотеку. Открыли конный клуб. Сделали с благотворителями ремонт в школе — его 30 лет не было. Восстановили памятник погибшим в последнюю войну селянам.

То есть пришла "злая Церковь" и построила для молодых селян танцплощадку? Абсолютно выбивается из привычной картины в СМИ.

— Основы православной культуры — это предмет из комплексного курса ОРКСЭ, который вводит в школы федеральное минобрнауки. Но все думают, что это Церковь основы православной культуры в школы проталкивает. Ну, и еще свой собственный Исаакиевский собор у государства отбирает. И никто не вспоминает, как в Прибалтике, когда окончилась советская власть, целые кварталы сносили, чтобы открыть храм — потому что храмы специально атеистами застраивались так, чтобы храмы не видно было. А у нас… Собор для прихожан Церковь строила или для музея? О чем мы говорим? Тут просто нужно найти компромисс. Конечно, нельзя уволить сразу 400 человек — надо их помочь трудоустроить. Надо поступить по закону, который уже принят и говорит о возвращении религиозной собственности Церкви. Почему-то забывают, что Церковь — это русский православный народ, а не только священники.

Вот в Троице-Сергиевой лавре смогли договориться: оставили всех работать. Кому-то же надо работать в музее. Или наш Александро-Невский собор (первый каменный храм Новосибирска, построен в 1899 году — ред.), тоже памятник архитектуры местного значения, но ремонт мы проводим вместе с государством, а если хотим что-то переделать — обязаны взять разрешение в управлении по сохранению культурного наследия Новосибирской области.

- Очень часто получить такое разрешение практически невозможно. Вам удается?

— У нас очень доброе сотрудничество не только в городе, но и по всей области. Восстановлено много храмов-памятников. В военном городке был храм святителя Николая. И в 1990 году командир части, чтобы его не отдавать — а он целым был, только без куполов, гарнизонный храм на 600 человек — приказал сломать. Только фундамент остался. Там потом склад сделали. А теперь министерство культуры спрашивает: будем восстанавливать? Ну а как же! И заложили в проект Исторического парка, который там делают, как в Москве на ВДНХ, что и храм там будет. Это же общее народное достояние — почему не восстановить?

Народ — он же наш, кому он еще нужен? Мы сами должны друг о друге заботиться — это нас объединяет как нацию. Нам много кто помогает — молодежь, светские люди. Государство выделило психологов, социальных работников, и уже не просто какой-то наш паренек работает с бомжами, а приходят профессиональные люди, которые могут подсказать, что у нас правильно, а что неправильно.

Народ у нас в Новосибирске отзывчивый и милосердный. Правда. Всегда, когда мы начинаем что-то делать, обязательно находятся помощники. Они всегда появляются, когда видят, что что-то делается для общей пользы.

Важными опорными пунктами распространения православия в новых зауральских владениях России были монастыри. Древнейший из них - Тобольский Знамен­ский - с самого начала выполнял функцию общественной богадельни: туда часто постригались раненые, больные и состарившиеся служилые люди . Монастыри осно­вывались совместно государством и местными общинами (например, Верхотурский Николаевский). Традиция пустынножи­тельства, пользовавшаяся признанием во всех слоях русского общества, тоже приводила к появлению новых обителей: так в 1644 возник Далматовский Успенский монастырь . Весь XVII в. Тобольская кафедра активно стимулировала монастырское строительство и хозяйственное обустройство как монастырей, так и архиерейского дома.

Архиерейский дом был в XVII в. важным центром сибирской духовной литературы, церковной живописи, архитектуры, духовной музыки. С Церковью связано и начало сибирского театра: уже в описи имущества архиерейского дома 1625 упоминается театральный реквизит для постановок на библейские темы.

Архиереи управляли духовенством епархии через глав духовных округов , на которые разделялась вся православная Сибирь. В конце XVII в. документы называли их «попов­скими старостами», это были доверенные иереи, игуме­ны. Но важнейшим звеном всей церковной жизни оставались приходы. Сибирский приходской храм являлся важным центром не только церковной, но и всей общественной жизни. Там традиционно хранилась «мирская коробка» - архив об­щины, в том числе важнейшие государственные акты. По давнему обычаю туда же можно было положить письменную жалобу, которую церковный староста и приходское духовенство принимали и хранили до судебного разбирательства.

Наказы сибирским архиереям важнейшей их задачей на­зывают христианизацию местных народов. Наказы почти на столетие определили стратегию и тактику сибирской мис­сии. В них подробно перечисляется, чем и как нужно привлекать иноверных к крещению, строго соблюдая при этом принцип добровольности. Сибирские архиереи получили даже право укрывать у себя «до государева указу» от наказания «татаровей», обвиненных в уголовных преступлениях («опричь большие измены»), и не только пришедших для крещения, но и тех, кто пока такого желания не высказал. Защита новокрещеных являлась частным проявлением особых гражданских обязанностей сибирских архиереев. Старинная традиция Православной церкви, унаследованная от Византии, - право вступаться за оби­женных, защищать от насилия - реально воплощалась в это время в деятельности Церкви, в том числе сибирской.

С середины XVII в. судьбы православия в России, включая Сибирь, осложняются проблемой реформы Патриарха Ни­кона и церковного раскола. Ссылка в Тобольск и Даурию в 1653-64 протопопа Аввакума привела к появлению в Сибири его многочисленных ревностных сторонников. Со староверием тогда боролись предельно жестко. Отлу­ченные на соборах 1665-66 от Церкви староверы под­вергались арестам, пыткам, казням, их скиты громились воинскими командами. В борьбе с религиозным инакомыслием широко использовался государственный аппарат насилия, что при­водило к массовым побегам староверов на окраины, возникновению на Урале и в Сибири крупных центров как беспоповщины, так и поповщины (см. Беспоповцы в Сибири ; Поповцы в Сибири ). В ответ на репрессии в сибирских лесах с 1679 запылали «гари» ( ), в которых гибли тысячи людей.

Во второй половине XVII в. царская власть, наученная опытом противостояния попытке Патриарха Никона поста­вить Священство выше Царства, начинает с растущей подозрительностью относиться к вмешательству тобольских архиереев в дела светского управления. В конце века это привело к острому конфликту вокруг проблемы церковного суда. Этот традиционный институт церковной власти сохранился почти без изменений со времени своего возникновения в X в. Церковь имела право суда над всем населением по «духовным» делам (богохульство, оскорбление духовного сана, вероотступничество, колдовство, разврат); церковные чиновники контролировали акты гражданского состояния, дела о наследстве. Кроме того, все «церковные люди» подлежали церковному суду по весьма широкому кругу уголовных и гражданских дел. В Сибири до образования епархии воеводы привыкли сами вершить дела компетенции духовного суда, и Киприан повел с этим решительную борьбу с первых дней своего пребывания в Тобольске. Усилия его и последующих архиереев оказались результативными, и вскоре Сибирь перестала быть в этом вопросе исключе­нием из общерусских правил.

К 1690-м гг. стала очевидной крайняя коррумпи­рованность сибирских «десятильников» (светских служилых людей Церкви, осуществлявших следствие по делам церковного суда). Они нередко подвергали арестам и пыткам невинных, но зажиточных людей, вымогая взятки. Жало­бы посадских общин энергично поддержал царский родственник воевода А.Ф. Нарышкин. Сопротивление владыки Игнатия (Римского-Корсакова) , осмелившегося даже отлучить Нарышкина от Церкви, было сломлено Москвой, и вопреки древнему праву церковные чиновники под­верглись светскому суду, покаравшему вымогателей и вернувшему награбленное. Одновременно воевода не отдал под церковный суд своего подьячего. Дело это оказалось предвозвестником новых отношений между Церковью и Государством.

С конца XVII в. положение Церкви, в том числе сибирс­кой, резко меняется. На смену монархии, опирающейся на земские начала в управлении, приходит абсолютизм с засильем бюрократии и рационалистическим отношением к Церкви и религии. Пытаясь организовать служение Православной церкви обществу по западным образцам, Петр I поставил целью резко сократить расходы на ее поддерж­ку, уменьшить ее политическую и экономическую самостоятельность.

Царь уничтожил институт патриаршества, управление Цер­ковью передали полусветскому ведомству - Духовной коллегии (Синоду) во главе с обер-прокурором, доверенным лицом государя. Подвергая репрессиям противников этих новшеств, Петр I искал поддержку внутри самой Церкви и нашел ее среди воспитанников Киевской духовной академии, не имевших связей в церковной среде России и к тому же обладавших школьной образованностью западно-европейской ориентации. После удаления из Сибири Игнатия (Римского-Корсакова) все сибирские митрополиты до конца 1760-х гг. назначались из этой среды.

В 1702 в управление Сибирской епархией вступил митрополит свт. Филофей (Лещинский ; 1702-11, 1715-21), послан­ный туда царем с обширной программой деятельности. Темпы христианизации местных народов показались Петру I недостаточными, он отверг сложившуюся традицию кре­щения аборигенов исключительно по их собственному желанию. Отныне христианизация приобретает массовый характер. При Фи­лофее горели идолы и прочие атрибуты язычества, иной раз дело доходило и до стрельбы, хотя противостояние не стало ни долгим, ни кровавым. Митрополит сам возглавлял миссионерские экспедиции и сумел окрестить, как считается, около 40 тыс. хантов , манси, селькупов Северо-Западной Сибири (хотя цифра эта явно завышена, если исходить из общей численности тамошних аборигенов). Митрополит Филофей завел миссионерские станы и для крещения та­тар и киргизов.

В 1706, в значительной мере в связи с миссионерскими задачами, в составе епархии учреждено Иркутское викариатство , преобразованное в 1727 в самостоятельную епархию. Возглавил ее воспитанник Киевской духовной академии свт. Иннокентий (Кульчицкий ; 1727-31), возведенный в епископский сан в 1721 как предполагаемый глава несостоявшейся тогда православной миссии в Пекине. В 1731 к Иркутской епархи и приписаны обширные территории на севере и востоке - с уездами , и епархия стала самой обширной в империи. В 1733 в ее состав вошла Камчатка, а в 1796 - Русская Америка .

Для новокрещеных в Сибири за государственный счет возводи­ли церкви (чего для русского населения в XVIII в. уже не делали). Вокруг храмов организовывались приходы по русскому образцу. Однако православие усваивалось но­вообращенными достаточно поверхностно, сочетаясь с прежними языческими верованиями. К середине XVIII в. светская власть постепенно перестает поддерживать насильственные методы христианизации. Конфликт, связанный с при­нудительным крещением татар , привел к переводу из Сибири митрополита Сильвестра (Гловатского ; 1749-55). На первый план выдвигались другие методы, известные и ранее. Еще митрополит Филофей в специальной школе для мальчиков-аборигенов начал готовить будущих священнослужителей. Во второй половине XVIII в. в Северо-Западной Сибири знание местных языков духовенством приходов новокрещеных считалось обя­ательным. В этом же столетии положено начало пере­водам священных текстов на языки аборигенов, и это направление быстро развивалось. Сибирское миссионерство дало значительный импульс развитию отечественной лингвистики.

Политика государства и Церкви по отношению к старо­обрядчеству претерпела за XVIII в. несколько поворотов. По-прежнему продолжая считать староверов «лютыми неприятелями, и государству и государю непрестанно зло мыслящими», правительтсво Петра I указами 1716 прагма­тично предусмотрело возможность их легального сущест­вования при условии уплаты ими двойного подушного оклада и отказа от передачи своей веры по наследству. Церковь должна была вести среди таковых «записных раскольников» миссионерскую работу и следить за строгим выполнением ими стеснительных запретов. Стремление властей использовать указы 1716 для постепенного искоренения старой веры, отказ подавляющего большинства урало-сибирских «раскольников» записываться в двойной подушный оклад приводили к массовым движениям протеста при каждой из первых 4 ревизий. И даже когда в 1782 правительство Екатерины II отменило двойной оклад, в Тобольской епархии попытались истолковать эту меру в прямо противоположном смысле, как отмену любых легальных основ существования старой веры, и это вызвало новые массовые волнения. Но к тому времени уже действовал и играл свою положительную роль манифест императрицы от 22 сентября 1762 о веротерпимости, и пос­тепенно массовые самосожжения староверов в Сибири пошли на убыль. При Екатерине II начаты и первые пе­реговоры властей с руководителями Иргизского центра староверия о поисках компромисса. Они завершились в 1801 введением единоверия , в рамках которого староверы могли иметь своих священников, служивших по дониконовским книгам, но подчинявшихся епархиальным архиереям РПЦ.

К началу XVIII в. в сибирской митрополии насчитывалось, по одним сведениям, 160 церквей, по другим - 200; для нужд православного населения на огромной территории их не хватало. В выделившейся в 1727 Иркутской епархии имелось 46 церквей, по ведомости 1738 в Тобольской епархии в 25 духовных заказах - 374 церкви. Монастырей в начале XVIII в. в Сибири было 39, но отношение к ним рационалистически настроенных правительств в этом столетии не способствовало процветанию монашеской традиции. Курс на сокращение государственного обеспечения Церкви привел к тому, что еще с конца предыдущего столетия многие сибирские церкви перевели на самообеспечение, а количество монас­тырей за столетие сократилось на 15.

Монастыри пытались избежать сокращения своих доходов и увеличивали ренту с крестьян. Отсюда - рас­тущий прессинг на земледельцев, которые к тому же в ходе Петровских реформ попали в крепостную зависимость от монастырей. Все это обостряло отношения последних с их рабочей силой, и с конца 1720-х гг. волнения крестьян сибирских церковных вотчин стали почти непрерывными. Особый размах они получили в 1760-х гг.; к этому времени относится, в частности, «дубинщина» - длительная борьба крестьян Далматовского монастыря с его властями, пере­ходившая в вооруженные столкновения. Конец антагонизму положил окончательный перевод монастырских крестьян в разряд «экономических» в 1764, после секуляризации земель монастырей и архиерейских домов.

Этот шаг привел к напряженным отношениям между императорской властью и рядом церковных иерархов, в том числе сибирских. Среди наиболее активных противников реформы Екатерины II (сокрушавшей экономическую базу последнего института общества, способного хоть как-то противостоять самодержавию) был свт. , ранее недолго управ­лявший Тобольской епархией (1741-42). Императрица повелела называть митрополита «Андреем Вралем» и пожизненно заточить его в тюрьму. Последний Тоболь­ский митрополит из украинцев свт. Павел (Конюскевич ; 1758-68) не только резко отрицательно высказывался о секуляризации церковных земель и о послушном государыне Синоде, но и постоянно конфликтовал с губернатором и другими светскими властями, требуя принятия опустошительных мер по борьбе со староверами. В 1768 он был удален из Сибири, как ранее и его предшественник Сильвестр (Гловатский) , также настаивавший на самых радикальных приемах искоренения старообрядчества. В 1768 статус Тобольской епархии понизили до епископии и назначили туда свт. Варлаама (Петрова ; 1768-1802, с 1792 - архиепископ), русского по происхождению, ни в какие кон­фликты с государственной властью не вступавшего.

Вместе с тем воспитанники Киевской духовной акаде­мии немало сделали для развития в Сибири образования и культуры. В 1702-03 при Тобольском архиерейском доме открыто первое в Сибири и второе в России (после ростов­ского) училище для подготовки клириков. Владыка Фи­лофей выписал для него из Киева учителей и 206 книг. В 1727 в Тобольском училище обучалось 57 сибиряков и еще 14 - в подобной школе при Знаменском монастыре . В 1743-48 митрополит Антоний (Нарожницкий ; 1742-48) превратил архиерейское училище в семинарию. В 1791 здесь обучалось 285 человек. Открывались духовные школы при некоторых монастырях. Митрополит Павел (Конюскевич) довел число таких школ в своей епархии до 15.

В Восточной Сибири первая духовная школа открыта в 1725 при Иркутском Вознесенском монастыре . Сначала она готовила для миссионерских и других нужд переводчиков с монгольского и китайского языков, в 1728 свт. Иннокентий (Кульчицкий) расширил ее учебную программу и для подготовки духовенства. В 1735 епископ Иннокентий (Нерунович ; 1732-37) преобразовал эту школу в славяно-русско-латинскую и открыл в Якутске еще одну духовную школу. В 1780 стараниями епископа Михаила (Миткевича; 1771-89) возникла Иркутская семинария. В 1837 в ней обучалось 80 учеников. По данным ведомости 1828, из 412 священников епархии семинарию окончили 104 человек.

В XVIII в. в Сибири происходили процессы сословного замыкания духовенства. Не допускалось вступление в него лиц других сословий и одновременно светскими властями сокращалась его численность, неслужащая часть духовенства перечислялась в податные сословия в ходе так называемых разборов во время ревизий. С 1722 Синод регламентировал количество приходов и необходимого для службы духовенства на приход (в зависимости от его населенности), стремясь к закрытию малонаселенных приходов. В 1762 введены церковные «штаты», строго регламентировавшие количество духовенст­ва при каждой церкви и монахов в монастырях. В связи с острой нехваткой духовенства в 1739 для Иркутской епархии сделано исключение из строгих сословных законов: разрешалось определять к церквам выходцев из подат­ных сословий с освобождением их от податей.

После подавления церковной оппозиции 1760-х гг. Цер­ковь попадает в еще более жесткую зависимость от светских властей, растет бюрократизация церковного управления. Перекраиваются границы приходов, благочиний (церковных округов , десятоначалий), епархий. Впрочем, для этого имелось и объектив. основание: освоение но­вых территорий и уплотнение населения на старых. В XVIII-XIX вв. православие в Сибири распространялось особенно интенсивно. Наряду с освоением края извне активно шла внутренняя колонизация. Возникали новые приходы и делились старые, но из-за незавершенности колонизационного процесса они были гораздо крупнее обычных для Европейской России.

В Сибири появлялись новые епархии. В 1799 зна­чительно уменьшилась территория Тобольской епархии: из нее выделено несколько благочиний в создаваемые Оренбургско- Уфимскую и Пермско-Екатеринбургскую епархии. В 1834 от Тобольской отделилась Томская епархия, от которой, в свою очередь, в 1861 - Енисейская, а в 1895 - Омская и Семипалатинская. Кроме того, в составе Томской епархии в 1879 открылось Барнаульское викариатство . В 1840 на территориях, с 1733 входивших в состав Иркутской епархии, образована Камчатская и Алеутская епархия, в 1852 ей переданы храмы Якутии. В 1870 образована Алеутская и Аляскинская епархия РПЦ. В Иркутской епархии в 1861 учреждено Селенгинское викариатство, в 1894 преобразованное в Забайкальскую епархию с центром в Чите .

В XIX в. укреплялась церковно-бюрократическая вертикаль власти, ежегодно увеличивалось количество столичных распо­ряжений, обязательных к исполнению, но далеко не всегда учитывавших местные условия. Так, архиепископ Тобольский и Сибирский Антоний (Знаменский; 1803- 06) получил высочайший указ о строительстве только каменных церквей - не первое распоряжение такого рода. Во многих районах Сибири, где не было камня, но было много леса, сельские общины не могли осилить каменное строительство. Из столи­цы, однако, поступали приказы немедленно разрушить все недавно возведенные деревянные церкви и наказать клириков, освящавших их. И архиепископ вынужден был подчиняться, жертвуя и церквами, и кадрами при острой нехватке в Сибири того и другого.

Смена на кафедрах архиереев, осуществлявшаяся государем по представлению Синода, подчас менее всего объяснялась интересами епархий, она вызывалась либо усердным исполнением владыками своего долга, либо столичными интригами в церковных и светских кругах. Лишь однажды архиерей посмел активно протестовать про­тив несправедливой отставки. В 1831 иркутский архиерей Иринарх, неожиданно отставленный указом Синода, пытался не подчиниться ему, апеллировав к светским властям; он был взят под арест жандармским подполковни­ком и надолго заточен в монастыре.

Бюрократизация плодила обильную и зачастую не­достоверную отчетность; владение канцелярской премудростью стало ценным качеством для чинов консистории и даже архиереев. Умелое составление ведомостей и исповедаль­ных росписей могло скрыть реальные неблагополучия в деятельности пастырей. Но известен и случай, когда престарелый тобольский архиепископ Амвросий (1822-25) настолько ослабил контроль над консистор. клириками, что они 2 года вообще не распечатывали любые, за исключением синодальных, письма, приходившие в консисторию и владыке (их скопилось более 2 тыс.). Иногда из Санкт-Петербурга приезжали с проверками, случались даже сенатские ре­визии, во время которых сенаторы вмешивались и в церковные дела, подведомственные архиереям. Такое случилось при деятельном тобольском архиепископе Евгении (1825-31). Владыка бурно протестовал, интересы сенаторов и Синода здесь разошлись, и в результате была назначена экстраординар­ная проверка работы всего духовенства епархии, но про­водить ее приказали самому Евгению. Тот не без пользы предпринял 3 длительные поездки по самым отдаленным местам епархии и особых нарушений не обнаружил.

В противовес синодальной бюрократизации и жесткой зависимости вертикали церковные власти от государства стихийно развивалось (на фоне бурно возрождавшейся с начала XIX в. монастырской традиции) такое важное явление православной духовности, как старчество. Его отличительные черты - возрождение живого интереса к мистическим творениям древних отцов Церкви, крайний аскетизм, нестяжание, обязательный личный труд, простота в быту, общении, внесословность в феодально-сословном обществе, значительная свобода от внешней церковной обрядности в пользу внутренней глубокой веры, «умная молитва» и поиск индивидуальных мистических контактов с Богом. Знаменитые старцы деятельно занимались учительством, проповедью нравственных законов Христа, эта проповедь имела огромное влияние на верующих и подчас на неверующих. Стоя в стороне от синодальной иерархии власти, старцы часто жили при монастырях, основывали пустыни и не становились в оппозицию к Церкви, которая в конце концов признавала их заслуги и даже причисляла к лику святых. Скитское старчество было распространено и на сибирских просторах. До 1820 под Туринском 20 лет существовал скит прп. Зосимы (Захара Васильевича Верховского); этот пустынник послужил одним из прообразов известного во всем мире героя Ф.М. Достоевского старца Зосимы. Во второй четверти XIX в. всенародной славой пользовался томский св. православный старец Федор Кузьмич .

Отдаленность сибирских епархий имела и свои положительные черты: многие крутые повороты столичных взаимоотноше­ний Церкви и государства ощущались здесь слабо. Мистические увлечения Александра I и А.Н. Голицына, обер-прокурора Синода (с 1817 - министр духовных дел и просвещения), выходившие подчас за рамки русского православия, для Сибири не имели особых последствий. А Библейское общество, которым также руководил Голицын, даже помогало деятельности сибирских миссионеров по переводу на языки народов Сибири текстов Священного Писания, молитв, Катехизиса. В Иркутской епархии, где отделение общества появилось в 1819, вскоре дважды издан Катехизис на якутском языке , молитвы и заповеди на чукотском . В 1827 в Санкт-Петербурге вышел Новый Завет на бурятско-монгольском языке, в 1835 опубликована грамматика этого языка, составленная преподавателем Иркутской семинарии А. Бобровниковым. Хорошим переводчиком текстов Писания и богослужебных книг на бурятско-монгольском языке был энергичный иркутский владыка Нил (Исакович ; 1838-56); язык ему преподавал крещеный лама Н. Доржиев. При деятельном участии знаменитого епископа Камчат­ского и Алеутского свт. его ближайшие помощники перевели на якутский язык все книги Нового Завета (кроме Апокалипсиса), некоторые ветхозаветные книги. Активно занималась переводами библейских текстов Алтайская духовная миссия . Все эти переводы имели (а часть из них и имеют) немалую научную ценность, являясь первыми опытами изучения и фиксации языков народов Сибири. Так, в 1839 высокую оценку в Академии Наук переводам на остяцком языке, сделанным обдорским миссионером Лукой (Вологодским), дал исследователь угро-финских языков профессор Шегрен. Лингвисты советских вре­мен, хотя и не сразу, высоко оценили опыт по созданию алфавитов и грамматик сибирских языков и воспользовались многими достижениями церковных переводчиков XIX в.

Миссионерская деятельность РПЦ в XIX в. постепенно ох­ватила все сибирские этносы. После нескольких малоэффективных опытов в Тобольской епархии начала века Церковь сумела выработать более действенные методы, главным образом благодаря подвижнической работе многих образованных и энергичных миссионеров (кроме названных выше - это св. Герман (Аляскинский) , свт. Иннокентий (Вениа­минов), Иакинф и многих других). Новый период миссионерской работы характеризуется прежде всего от­казом от силовых приемов обращения в православие, устройством постоянно действующих миссий, созданием «миссионерских приходов». В это время еще большее внимание уделялось устройству миссионерских школ, переводу текстов Священного Писания и Священного Предания, богослужебных книг на языки народов Сиби­ри, составлению грамматик и словарей этих языков, этнографическим исследованиям. Успеху миссионеров способствовало расширение культурных и экономических связей коренных народов с руским населением. Если для начала века церковные исто­рики еще упоминают случаи крайней ненадежности обращения многих аборигенов в новую веру, подчас даже ради скромных подарков (каждый новый христианин получал нательный крест, штаны и рубаху, денег рубля полтора-два), то позднее таких известий становится все меньше. Зато возникают новые школы, издаются книги для новокрещеных, изучается культура коренных этносов Сибири, усиливаются благотворительная деятельность, врачевание (см. Православные миссии в Сибири и миссионерство ). Миссионерская работа тесно связана и с развитием духовного образования в Сибири.

Эпоха великих реформ 1860-х гг. лишь в неболь­шой мере изменила церковную жизнь в Сибири. Реформой РПЦ занималось в 1862-86 созданное по инициативе министра внутренних дел П.А. Валуева Особое присутствие из высших иерархов РПЦ и чиновников на министерском уровне. В губерниях , включая сибирские, при губернаторах действовали его местные органы. Предполагалось разрабо­тать меры по улучшению материального положения духовенства, ослаблению его сословной замкнутости и усилению связи клириков с прихожанами, улучшить духовное образование, увеличить участие духовенства в работе светских сельских школ и т. д. Попытка значительно ослабить принцип обеспечения материальных нужд духовенства государством, усилив долю в этом деле самих граждан, привела ко многим бюрократическим недоразумениям и была неодобрительно встречена и клириками, и прихожанами. В результате, например, в Томской епархии количество причтов, получавших жало­ванье от казны, выросло с 23 % от их общего числа в 1870-71 до 37 % в 1885-86. Не удалось провести и уни­фикацию платы за исправление клириками треб, здесь на практике все осталось по-старому, эта плата реально зависела от взаимоотношений прихожан и духовенства в каждом приходе.

Более заметны положительные изменения в сфере об­разования, и в частности связанные с проблемой сословной замкнутости духовенства. В 1863 учащимся духовных семинарий разрешили поступать в университеты, и к 1875 46 % студентов университетов страны составля­ли бывшие семинаристы. Дети духовенства получили разрешение учиться в гимназиях и военных училищах, а право поступать в семинарии распространилось на всех православных. По указу 1869 в ряды духовенства стали допускаться представители других сословий, и в Си­бири появились священники из крестьян, хотя это не превратилось в массовое явление. В том же году дети священно- и церковнослужителей получили право сво­бодного выхода из сословия и выбора рода деятельности. Резко возросло число церковно-приходских школ, сестричеств.

На всей территории 10 сибирских и дальневосточных епархий к концу первого - началу второго десятилетия ХХ в. насчитывалось 3 187 церквей и 2 297 часовен и моленных домов. Уси­ливалась просветительско-благотворительная роль приходских церквей. При православных храмах и церковных благочиниях существовало к этому времени 1 785 б-к, действовали 2 373 церковно-приходские школы, в которых обучалось около 100 тыс. учеников.

В XX в. РПЦ вступила в состоянии кризиса: в обществе росли атеистические настроения; способность Церкви адек­ватно реагировать на угрозы времени оказалась сильно ослабленной жесткой зависимостью от непредсказуемой монархической власти; задачи церковной реформы, поставленные 1860-ми гг., не были решены. Революция 1905-1907, провозглашение веротерпимости и легальное возрождение многих конфессий империи, получивших возможность широкой пропаганды, требовали укрепления связей прихожан с клиром, усиления роли прихода и влияния низших клириков в решении насущных проблем Церкви. В РПЦ возникли разные течения - обновленцев, традиционалистов, националистов и т. д. Зазвучали требования созыва Поместного Собора всей Церкви для решения давно назревших проблем, многие считали неотложным восстановление патриаршества как меру ликвидации синодального механизма подчинения светской власти. Царь, соглашаясь с необходимостью созыва представительного собора, всячески затягивал его. Созданное Предсоборное совещание проделало большую работу, но вплоть до Февральской революции она не привела ни к открытию Собора, ни к реформам. И когда зашаталась монархия, синодальная Церковь не смогла оказать ей действенной поддержки.

Все эти обстоятельства сказывались и на ситуации в сибирских епархиях. Стали созываться епархиальные съезды духовенства, где обсуждались столичные новости, высказывались разные мнения о характере необходимых реформ, выдвигались кандидатуры в представительные орга­ны власти. Учреждение епархиальных советов реализовалось не везде. Известный томский протоиерей, историк в 1905 стал видным октябристом, а в 1906 избран епархиальным духовенством членом Государственного совета империи. Хотя многие духовные лица были монархистами, Февральская революция получила признание сибирского духовенства. Создание демократической республики поддержали весной 1917 съезды духовенства сибирских епархий. Тогда же епископом Тобольским и Сибирским был назначен свт. Гермоген (Долганов) , ранее отстраненный Синодом от управления Саратовской и Царицынской епархией за свою борьбу с Григорием Распутиным. Как и в Саратове, он старался в Тобольске примирить гражданские страсти, много пропове­довал солдатам и горожанам, оставаясь убежденным монархистом, но признавая новую власть.

Поместный Собор РПЦ, проходивший в Успенском соборе Московского Кремля (15 августа 1917 - 7 августа 1918), восстановил патриаршество и провозгласил ряд важных церковных реформ. Но многие из них оказалось невоз­можно претворить в жизнь из-за начавшихся суровых гонений новой власти на РПЦ, разрушения храмов и казней духовенства. В Тобольске епископ Гермоген открыто выступил с резким осуждением насилий, организовал крестный ход протеста и вскоре был арестован, а позднее утоплен в реке Оби.

XVI-XVII вв.

Проблеме возникновения и становления православия в Сибири среди русского населения в публикациях как дореволюционных, так и авторов нашего времени уделяется значительное внимание. Сложилось даже такое понятие, как «историки сибирской церкви», к которым принадлежат имена Н. А. Абрамова, А. И. Сулоцкого и др. В начале XX столетия в «Тобольских губернских ведомостях» публикуются работы Н. Бирюкова, посвященные истории тобольской семинарии. Под редакцией Н. С. Половинкина выходят сборники «Религия и церковь в Сибири», где рассматриваются вопросы становления православия в Сибири. Однако следует заметить, что если дореволюционные авторы в большинстве своем давали позитивную оценку деятельности православной церкви, то исследователи советского периода (придерживающиеся в основном атеистических воззрений) наряду с объективными оценками характеризовали этот сложный процесс, исходя из общепринятого в то время лозунга: «Религия - опиум для народа».

Между тем не рассмотрен аспект освоения Сибири в духовном плане в период с конца второй половины XVI и по XVII веков, когда православие делало лишь первые шаги на только что заселенной русскими переселенцами территории. Многие факты говорят о том, что процесс освоения Сибири в духовном плане шел неоднозначно. Примеры тому - послания первых сибирских архиепископов к царю и патриарху, приведенные в работах П. Н. Буцинского. Мировоззренческие взгляды человека рассматриваемого периода довольно подробно разбираются в работах Б. А. Успенского и Ю. М. Лотмана, где они в частности дают характеристику православного антиповедения при смене русским человеком местожительства или во время путешествия.

Зададимся вопросом: что значило для русского православного человека переселиться на новое место жительства? Это не только физическое его перемещение в пространстве, но и перенос всех тех традиций, обычаев и верований, иначе говоря, мировоззренческих представлений, которые были для него свойственны в тот или иной период. На новом месте православный человек должен был не только заботиться о своем пропитании, безопасности, но и исправлять духовные потребности, то есть молиться, исповедоваться, причащаться и т. п. Этим объясняется наличие походных часовен в военных отрядах, а также присутствие священников во время походов русских полков. Широко известны факты строительства на месте закладки будущего острога так называемых церквей-однодневок. Так было в Тюменском, Тобольском, Березовском, Сургутском острогах и пр. То была не только дань традициям, а насущная необходимость, без чего человек той эпохи не мыслил свое пребывание на новом месте даже в течение одного дня.

Мироощущение человека XVI-XVII веков во многом отличалось от современного, и судить о нем мы можем лишь на основании источников того периода. Б. А. Успенский в работе «Дуалистический характер русской средневековой культуры» достаточно убедительно показывает, что русский православный человек воспринимал те или иные земли как «чистые» и «нечистые», то есть праведные и грешные. Исходя из этого, Ю. М. Лотман выдвинул предположение, что для верующего человека «движение в географическом пространстве становится перемещением по вертикальной шкале религиозно-нравственных ценностей, верхняя ступень которых находится на небе, а нижняя - в аду» . При этом рай и ад также мыслятся в пределах географического пространства, то есть их можно реально посетить. Б. А. Успенский отмечает, что «проникновение человека в ад или рай в средневековой литературе всегда мыслилось как путешествие, перемещение в географическом пространстве. География, таким образом, представлялась как разновидность этического знания» .

Еще в XIV веке в описании путешествия новгородских мореплавателей сообщается, как они во время своих скитаний видели «ад», а затем попали на остров, который оказался «раем». В 1648 г. сибирские крестьяне собирались спуститься вниз по р. Оби, заявив, что «они поедут к Солнцевой матери». Подтверждение этому находим и в «Летописи Московской» за 1613 г., где сообщается: «Русские, особливо знатного рода, согласятся скорее уморить, нежели отправить своих детей в чужие земли. Они думают, что одна Россия есть государство христианское; что в других странах обитают люди поганые, некрещеные, не верующие в истинного Бога; что их дети навсегда погубят свою душу, если умрут на чужбине между неверными, и только тот придет прямо в рай, кто скончает свою жизнь на родине» .

Сама Россия (Русь, Московское государство) воспринималась традиционно русским населением как «святая» (не считая Святой Земли), то есть все остальные страны были «нечистыми», а следовательно, все побывавшие в иноверческих странах впадали в грех, оскверняли себя. На исповеди священник обязательно задавал вопрос: «В татарах или латынях в полону, или своею волею не бывал ли еси?» . И в случае положительного ответа накладывалась епитимья. Во времена Петра жены молодых людей, которых отправляли за море, облачались в траур. При этом вовсе неважно было, в какую землю попадал путешественник или пленник - в западную или восточную, все они считались «нечистыми» по представлениям православного человека.

Первым этапом проникновения православия в Сибирь, на наш взгляд, стал поход дружины Ермака и последовавшее затем строительство первых сибирских городов. Летописец, говоря о походе Ермака в Сибирь и появлении там христианства, называл «костелами» мусульманские мечети: «И посла их Бог очистити место, где быти святыне, и победити бусурманского царя Кучюма, и разорити богомерзкие и нечестивые их капища и костелы... И от казаков поставишася грады и святыя Божия церкви воздвигошася и благочестие просияша. Отпаде вся бесовская служба и костелы, и требища идольская вся разорися и сокрушися и боговидение всадися...» .

Здесь мы видим прямое указание летописца на главную цель похода - очищение сибирской земли от «богомерзостей». И нет речи о расширении Руси и присоединении к ней территории соседнего государства. О «прирастании России Сибирью» будет заявлено много позже. Летописец же воспринимает деяние дружины Ермака именно как подготовку сибирской земли к приходу туда православия. Следовательно, деяния дружины Ермака необходимо воспринимать не только как подвиг воинский, но и духовный, нравственный.

В летописях, описывающих этот поход, имеются слабые намеки на присутствие в войске монахов, священников, походной часовни и пр. Неясен вопрос конфессиональной ориентации шедших вместе с казаками выходцев из «литвы», «немцев» и «татар», но, надо полагать, что в большинстве своем участниками похода являлись православные христиане, для которых Сибирь традиционно была землей «басурманской», «нечистой». Зато имеются прямые указания, что для решающей битвы при Чевашском мысе Ермак, специально выждав время, избрал день святого Дмитрия Солунского - небесного покровителя православного воинства, который в дальнейшем стал и покровителем всей Сибири. Позже С. У. Ремезовым были заложены известные Дмитриевские ворота, а в XIX веке учреждено одноименное православное епархиальное братство. Таким образом, говоря о первом этапе освоения Сибири, мы должны рассматривать процесс ее присоединения и с позиций духовно-нравственных, ориентироваться на моральные ценности, свойственные человеку той эпохи.

Ко второму этапу выше названного процесса можно отнести учреждение Сибирской епархии с размещением архиерейской кафедры в Тобольске и назначение на нее (8 сентября 1620 г.) первого архиепископа - Киприана (Старорусенина). Этому предшествовало открытие во вновь основанных сибирских городах православных храмов и монастырей при их подчинении в разное время епископам Казанской, Ростовской или Вологодской епархий. Как писал П. А. Словцов: «Политическое возобладание русскими Сибирью равномерно совершалось и в христианском разуме, через сооружение часовен, церквей, монастырей и соборных храмов. Общее правило тогдашних русских: где зимовье ясачное, там и крест или впоследствии часовня» .

Первому сибирскому архиепископу было предписано «достойно пасти словесное стадо», заботиться о чистоте нравов, обращать ко Христу магометан и идолопоклонников, и «да проповедь слова Божия растет и множится».

10 января 1621 г. обоз сибирского владыки выехал из Москвы и в первый сибирский город, Верхотурье, прибыл лишь 12 марта, где вынужден был оставаться более двух с половиной месяцев. Столь длительное путешествие объясняется отнюдь не трудностями пути, а иными причинами, которые преосвященный подробно изложил в своем письме к патриарху. Дело в том, что священнослужители, направленные с ним «по государеву указу, а не по доброй воле», числом 59 человек, едва ли не все или отказались ехать в Сибирь или разбежались в пути: «попы ехали все по сторонам, своим произволом, как кто хотел, для самовольства и пьянства». Когда же церковнослужителей собрали и направили к дожидавшемуся их владыке, то, «как съехались они в Верхотурье, то подняли шум и слезы и вопли с женами и детьми и говорили - Бог судит их разлучника, кто разлучил их с домами, родом и племенем, да и едучи с Верхотурья по всем сибирским городам и в Тобольске тех своих речей не переменили... говорили непригожие слова про патриарха, а мне бесчестие многое учинили...». В результате в Тобольск преосвященный прибыл лишь 19 июня. Здесь он нашел среди вверенной ему паствы «великое нестроение», которое заключалось в том, что многие русские люди ходят без крестов, едят «всякую скверну» вместе с инородцами, живут «не по закону» с калмыцкими, татарскими и вогульскими женами, кровосмесничают - женятся на сестрах двоюродных и родных, на дочерях своих, «блудом посягают» на своих матерей и дочерей, закладывают жен на сроки, а те люди, у которых они бывают в закладе, живут с ними и «блуд творят беззазорно» до тех пор, пока мужья их обратно не выкупят. К тому же архиепископу стали поступать многочисленные жалобы от сибиряков, в которых они жаловались на отсутствие в их селениях церквей; у других же они и были построены, но стояли «без пения» из-за отсутствия священников; практически повсеместно отсутствовали духовные книги, колокола и пр. Письма обычно заканчивались тем, что младенцы умирают без крещения, взрослые - без покаяния, что некому хоронить, венчать и т. п.

На наш взгляд подобное положение сложилось в Сибири не столько из-за распущенности местного населения и отсутствия твердых моральных устоев, сколько по причине своеобразного стереотипа поведения в стране, не освященной «благодатью Божией». Очень наглядно свое мироощущение во время пребывания в иноверческих странах передает известный купец и путешественник Афанасий Никитин. В его сочинении, известном как «Хождение за три моря», подробно разбирается духовная сторона жизни православного человека, оказавшегося на чужбине. Описываемые им особенности поведения имеют как бы перевернутый характер, т. е. относятся к плану антиповедения (см. Успенский. Избранные труды. Т. 1, С. 265). Так молится он на «нечистой» земле на «басурманском» же языке, состоящем из смеси татарского, персидского и арабского, поскольку применение святого церковнославянского языка, на его взгляд, кощунственно; православных постов не соблюдает, не празднует Пасху и других церковных праздников, а живет по законам и обычаям той страны, где находится. При этом сам он остается человеком сугубо православным. «Соответственно, очутившись в месте нечистом, Афанасий Никитин оказывается вынужденным вести себя НЕПРАВИЛЬНО, что выражается как в речевом, так и в обрядовом поведении. Подобно тому, как невозможность последовательно молиться по-церковнославянски может приводить к молитве на «басурманском» языке, так и практическая невозможность соблюдать православные обряды приводит в ряде случаев к соблюдению «басурманских» обрядов; иными словами, в обоих случаях невозможность придерживаться правильного поведения приводит к антиповедению».

Вызывает недоумение и поведение священнослужителей, прибывших непосредственно с архиепископом Киприаном. Об этом он сообщает патриарху следующее: «... те попы с ним, архиепископом, в соборе в церковных службах быть не хотят и в церкви не служат и его ни в чем не слушают, да кроме того выставляют на него ропот великий и государева денежнаго и хлебнаго жалованья не взяли и живут самовольством». «Не лучше себя вели в Тобольске и разные старцы, певчие дьяки, приказные и дворовые люди, данные Киприану. И на них с самого приезда в Тобольск архиепископ жалуется, что они просятся в Москву и «приходят к нему зоговором с шумом...» А когда Киприан их не отпустил, то «24 генваря 1622 г. во время заутрени келейник, старец Никифор, певчие дьяки четыре человека, приноровя ключ, отомкнули замок у сеней, взломали ящик и вытащили из него денег 90 р., а так же однорядку английского сукна...» Затем, накупив самопалов и пороху и соединившись с другими архиепископскими людьми, побежали из Тобольска на Русь».

Как объяснить такое поведение церковнослужителей? Подобных случаев всеобщего непослушания владыки в других епархиях на тот период не отмечено. Тут можно выдвинуть множество предположений: оторванность от близких, от привычной среды обитания, суровость климата, неустроенность быта и т. п., - но не нужно сбрасывать со счетов и негативного отношения духовенства к сибирской земле как не освященной Богом, «поганой», иноземной, нехристианской. Со временем положение дел меняется в лучшую сторону, но тому предшествует ряд событий, которые говорят о том, что в понимании православного населения Сибирь становится не просто русской территорией, но на нее распространяется Божие благословление.

«В 1636 г., 25 июля, в Тобольске явилась одной жене пресвятая Богородица с чудотворцем Николаем, повелевая сказать о своем святом явлении архиепископу, воеводам и всем христолюбивым людям, чтоб во имя ее святого, честнаго и славного знамения, которое было в Новгороде, воздвигнули в Тобольском уезде, в селе Абалак, другую церковь подле Преображения церкви».

Именно это событие, произошедшее через пятьдесят лет после основания первого сибирского города (1586 г.), следует считать третьим этапом духовного освоения Сибири как православной земли. Само знамение верующими людьми было воспринято как покровительство Богородицы над вновь приобретенным краем. (Кроме того, Богородица почитается и как заступница России). В 1642 г. произошло обретение мощей первого сибирского святого - Василия Мангазейского. Хотелось бы подчеркнуть, что это обретение случилось в одном из самых северных пунктов проживания в Сибири русских поселенцев на тот период. В том же году (1642 г.) скончался блаженный Симеон Верхотурский, признанный праведным еще при жизни. Верхотурье - самый западный сибирский город. И, наконец, в 1697 г. скончался старец Далмат (почитающийся как местный святой). Им был основан на берегу Исети монастырь, носящий его имя - один из самых южных сибирских монастырей.

Таким образом, говоря о распространении православия в Сибири в XVI-XVII веках, мы можем выделить три основных вышеназванных этапа, во время которых общность государственной территории становится и общностью культурной, общерелигиозной. Несомненно, что православная церковь сыграла огромную, если не главнейшую роль в становлении Сибири как части российского государства. Уже в XVIII веке началась активная миссионерская деятельность как на северных, так и на восточных и южных окраинах Сибири, которая привела к окончательному распространению и закреплению православия в крае.

Софронов В. Ю.

ЛИТЕРАТУРА:

1. Успенский Б. А. Избранные труды. Т.I. М., 1994. С. 254.
2. О понятии географического пространства в русских средневековых текстах // Труды по знаковым системам. Вып. II. (УЗ ТГУ. Вып. 181) Тарту, 1965.
3. Успенский Б. А. Указ. соч. С. 265.
4. Чистякова Е. В. Томское восстание 1648 г. // Русское население Поморья и Сибири (период феодализма): Сборник памяти член-корреспондента АН СССР Виктора Ивановича Шункова. М., 1973.
5. Кондрат Буссов Московская хроника: 1564-1613. М.–Л., 1961.
6. Полное собрание русских летописей. Т. XXXVI. СПб.–М., 1841–1989. С. 120.
7. Словцов П. А. Историческое обозрение Сибири. Кн. 1. М., 1836. С. 36.
8. Буцинский П. Н. Открытие Тобольской епархии и первый тобольский архиепископ Киприан. Харьков, 1891. С. 15.
9. Успенский Б. А. Указ. соч. С. 268.
10. Буцинский П. Н. Указ. соч. С. 41, 42.
11. Буцинский П. Н. Сибирские архиепископы: Макарий, Нектарий, Герасим. Харьков, 1891. С. 45.
12. Словарь исторический о русских святых. М. 1991.- С. 51; Москва православная. М., 1994. С. 293.
13. История русской церкви. М., 1991. С. 522; Словарь исторический о русских святых. С. 219.
14. Русский биографический словарь. СПб., 1905. С. 41.